Я ложусь на спину и смотрю на холст неба, усыпанного звездами.
– Это как чистый лист. Время hacer borrón y cuenta nueva,[48] время стереть с листа все старое.
Стереть? Мне кажется, я только этим и занимаюсь, мой лист всегда слишком пустой. Я теперь хочу другого – чтобы он был изрисован созвездиями, исписан неровным почерком, и чтобы все это уже нельзя было удалить, чтобы оно не смывалось.
Она должна быть здесь. Может, не на этой вечеринке, не на этом пляже, не на тех курортах, где я побывал, но где-то здесь. Купаться в этом же океане.
Но он такой большой. А мир – еще больше. Может, нам уже и не суждено подобраться ближе друг к другу.
У автобуса обезьянья морда, в нем полно стариков – и я не хочу ехать. Но Брудье хочет. После того как ему пришлось таскаться со мной по курортам Ривьеры-Майя, не мне ему отказывать.
– Первая остановка – в Кобе, потом деревенька Майя. А потом канатка – уж не знаю, насколько это актуально для всех этих людей, – говорит Брудье, кивком указывая на наших седых соседей по автобусу. – Потом купание в сенотах – это что-то типа подземного озера в пещере, а потом Тулум, – говорит он, листая брошюру. – Этот тур стоит сто пятьдесят баксов с каждого, а нам он достался бесплатно.
– Угу, – соглашаюсь я.
– Я не понимаю. Ты наполовину голландец, наполовину еврей. По определению должен быть жутчайшим скрягой.
– Угу.
– Ты хоть слушаешь?
– Извини, я очень устал.
– Это скорее похмелье. Остановимся на обед – возьмем текилы. Чтобы поправило, как говорит Ти-Джей.
Я делаю из рюкзака импровизированную подушку и кладу голову к окну. Брудье достает «Voetbal International».[49] Автобус, пыхтя, отъезжает. Я засыпаю до самой Кобы. Мы с трудом выгружаемся, сбиваемся в стайку, а гид рассказывает про древние руины Майя, изолированные храмы и пирамиды, уже наполовину заросшие лесными лианами.
– Они представляют собой уникальную историческую ценность, – вещает она. – Эти руины – одни из немногих, на которые еще можно залезть. А еще вас непременно заинтересует лагуна, Ла-Иглесиа, то есть церковь, и, разумеется, поле для игры в мяч.
Стоящая за нами девчонка, единственная наша ровесница, спрашивает:
– Поле для игры в мяч? Во что они играли?
– Нечто вроде баскетбола, – отвечает гид.
– А… – Она как будто разочарована.
– Не любишь баскетбол? – интересуется Брудье. – Я думал все американцы от него фанатеют.
– Она футболистка, – отвечает за нее пожилая женщина. – В старших классах на чемпионаты всего штата ездила.
