Парень подошел к одному, видно старшему, с золотым чубом, и стал рассказывать о своем договоре с лесником. «По всему видно, — подумал Пекар, — что этот чубатый — русский. Тем лучше, попомню я тебе, большевичок, восемнадцатый год…» Старший слушал, кивал, соглашался. У Пекара стала подрагивать икра на тощей ноге — очень волновался: боялся, что партизаны уйдут, прежде чем он успеет сообщить о них по телефону немцам. Но внешне Пекар был спокоен я сразу сообразил, как надо поступить.
— Эй, манжелка! — закричал он, вызывая жену.
Старая вышла.
— Неси молока! — приказал муж. — Не видишь, гости на дворе…
Жена метнулась в дом, а Пекар подошел к всадникам.
— Ну, договорился? — спросил у молодого словака, которого русский называл Марианом.
— Мы согласны, отец. Выноси свое добро. Или помочь тебе?
Тут вышла жена. В одной руке она держала ведро с молоком, в другой — деревянный ковшик с резьбой на изогнутой ручке.
— Только что надоила, — объяснила старая. — Еще парное… — зачерпнула молока и подала старшему.
— Дякуем, матка, — сказал тот по-словацки и стал жадно пить.
Пекар спросил:
— Может быть, не побрезгуете лесничьей полевкой? Ты бы чего-нибудь сготовила, манжелка, — сказал он жене. — Колбасы бы нажарила. А? Гость у нас редкость… — повернулся он к старшему.
Тот пил, и капли молока падали на грудь и на шею лошади.
Пекар опять к жене:
— А я схожу в погребок за капустой. Может быть, и бутылочку боровички найду, хе-хе…
— У меня еще и горшок с кнедликами остался… — добродушно улыбнулась старая карга. — А может быть, яичницу приготовить? — спросила она.
Партизаны переглянулись, и русский кивнул. Не говоря ни слова, всадники спешились и стали привязывать лошадей к стволам молоденьких буков.
— Ты, Шимон, и ты, Йонаш, оставайтесь тут, — приказал старший.
«Осторожен, сукин сын!» — подумал Пекар и повел гостей в дом.
Партизаны уселись за стол, на котором скоро появилась всякая снедь. Над большой миской горячей полевки вился парок. Пекар принес из погреба бутылку боровички и, кинув взгляд на часы с кукушкой, висевшие против него на стене, насупился: «Дорого обойдется мне эта свадьба!» Но тут же в уме прикинул: шесть с половиной тысяч да три партизанских — это сумма. Часы показывали пять, уже смеркалось, а немцы должны были быть не позже половины шестого. Пекар стал договариваться о трех тысячах.
— Пошли, — сказал он старшему, — посмотришь, что продаю, — и захихикал. — А то еще кота в мешке купишь.
— Что ж, пойди посмотри, Мариан! — приказал русский, а сам стал распоряжаться, кому пойти на подмену тем, кто сторожил лошадей.
