— На, возьми куртку!
— Не надо.
— Возьми, чего там…
Таня взяла и накинула на плечи.
— Спасибо!
Майор опять осветил Даньку.
— Да ничего… до свадьбы заживет, — смущенно улыбнулся тот.
Данилу Грунтового знали как лихого разведчика и неутомимого танцора. А посмотришь на него и только плечами пожмешь: ростом не вышел, ходит вперевалочку. До войны Грунтовой токарничал в МТС под Чигирином на Украине, был секретарем комсомольской организации. В партизанский отряд попал прямо из Бяла Подляска — лагеря военнопленных в Польше, откуда бежал с Ванушем Сукасьяном — тоже комсомольцем. Они закадычные друзья, и этому не мешает ни разница в возрасте — Даниле двадцать пять лет, и он старше Вануша на три года, — ни разные характеры. Сукасьян — рачительный партизанский завхоз и не может примириться с легкомыслием и разбросанностью друга. A Грунтовой насмешливо отзывается о хозяйственной деятельности Вануша. Один со вздохом вспоминает о жизни в колхозе далекого армянского селения, другой с любовью говорит о станках и металле. Но когда Вануш затягивает грустные песни Армении, Данила все прощает — очень уж он любит песню. Когда же взлетает песня о Днепре, ее подхватывает Вануш. Любовь к родному краю, юношеская отвага, песня — вот что роднит молодых людей.
Нестор опять прильнул к окошку: фронт отдалялся, под крылом самолета мерцали снежные вершины Карпат. Значит, уже снег выпал! А может быть, снег лежит в Карпатах и летом? Последнюю неделю он старательно читал книжки, которые давал ему Зорич. Это были географические очерки о Словакии, и они казались Нестору увлекательней любого романа: каждому человеку хочется заглянуть в свое будущее. Его будущее было теперь связано с горами Словакии.
— Что ты знаешь о Словакии? — спросил его Зорич недели две назад.
Этот вопрос был задан в одной из комнатушек Украинского штаба партизанского движения. Майор сидел за столом и внимательно изучал военную карту. «Опять в дорогу…» — подумал Нестор. А он ведь собирался на родину, в Донбасс.
— Александр Пантелеймонович, твердо я знаю лишь то, что мы и словаки — из одной славянской семьи, — ответил Нестор.
Он назвал майора по имени-отчеству, как всегда обращался к своему другу в часы душевных бесед о будущей мирной жизни, ради которой, собственно, они и воевали. Один собирался возвратиться в школу. «Представляешь, вхожу в класс, и сорок пар глаз — озорных детских глаз — устремлены на тебя с молчаливым вопросом: какой ты будешь, наш новый учитель?» А Нестор мечтал о своей донецкой шахте, где до института работал взрывником. «В институт не пойду сразу, успеется, — рассуждал Нестор. — Вначале надо поднять шахту, взорванную фашистами».
