— Вот… кипяточек… — Митька застенчиво навесил перед стариком закрытый крышкой горячий бидончик. Старик аж поперхнулся изумлением: откуда? как?
— А из бака, из бака! Титан называется! — затараторил Митька, лишний раз показывая свою полнейшую осведомленность образцового железнодорожного пассажира, роль которого он сразу же взял себе, едва отправившись с матерью из железнодорожного пункта А в железнодорожный пункт Б. — Пыхтит как паровоз… Титан..» — Тетенька-проводница вскипятила. Только что!
С благоговением, обеими руками принял бидончик старик. Открыл крышку, вдыхал пар, головой качал, все Митьку благодарил. Принял было от старухи «злую» пачку чаю, однако пачка так начала толкаться у него в руках, что пришлось отложить. Старуха Выхватила, и старик деликатно смотрел, как она засыпает чай в бидончик, — учился. Весело, как вчера, позвал Катю, приглашая их с Митькой в свой закуток: кавалеры-то сошли ночью, один теперь кавалёр-то остался, да и тот больной, хе-хе… Старуха и Митька с ожиданием смотрели на Катю.
Катя рассмеялась, выдвинула из-под полки чемодан. Митька радостно подхватил. Быстро перебрались.
— Ну вот, давно бы так! А то на самом проходе… Толкают, задевают все кому не лень, а тута как у Христа за пазухой!
Катя и Митька смеялись.
Чай в бидончике заварился крепкий, душистый. Старик пил его трепетно, обняв кружку ладонями, глаза блаженно закатывал, раскачивал в восхищении головой, точно и не кружка это с чаем у него в руках, а его расплесканная вчерашней попойкой душа, которую он наконец-то собрал кой-как в эту кружку и осторожно, по крохам, маленькими глточками переливает сейчас на свое, положенное ей, душе, место.
Чуть придя в себя, спросил:
— Далёко путь держите, дочка?
Катя подавала Митьке хлеб и замерла, как застигнутая врасплох. Опустив глаза, тихо сказала:
— В. Уфу… — Митька схватил ее за руку.
Но старик не замечал Катиной напряженности, добродушно говорил:
— А мы в Челябу; В Челябинск, значит. Попутчики, стало быть. Хорошо… вместе когда… Никак к сродственникам?
— К мужу, — опять Тихо ответила Катя. — В госпитале он…
Удивился старик, что в конце войны ранило. Хотя война-то… она и есть зараза-война: когда угодно достанет… Стал успокаивать Катю, с уверенной утвердительностью говоря о легком ранений, но увидел, как Катя еще ниже склонила голову, испуганно воскликнул:
— Никак тяжело, дочка?..
Катя кивнула.
— Так-так-так! — поспешно затоковал старик, ожидая поясненья и ловя ускользающий, какой-то больной взгляд Кати.
