Ночной поваренок и дневальный, уложив в будке приготовленные с вечера продукты и запчасти, подгоняемые пронизывающим ветром, чесанули в барак.
— Святой, час ночи уже. Ты просил напомнить. Баня протоплена, веник свежий в парилке, в бочке мокнет. Шел бы погрелся!
— Спасибо, Семеныч!
— Женька, ты не в курсе, че Олега один всегда в баньке плещется?
— Не а, — потер прихваченные морозом уши поваренок.
Может, привычка?
Он ошибался. Святой просто боялся, что его синюю шкуру увидит кто нибудь из рабочих, судимых в артель не брали.
Оттаяв в парной, он напился кофе, взял сухой паек и почти враз с начальником нырнул в журчащую выхлопной трубой «верблюдицу».
— Не сломаемся по дороге, Олег?
— На мази все, Игорь Николаич, сами знаете, я каждый болтик в эту конягу своими руками вкручиваю.
— Ну ладно. Сначала на дробилку давай, посмотрим, что там у них творится.
Экскаватор грузил «БЕЛАЗы» камнями, те высыпали их перед приемником дробилки, кучу эту сталкивал туда бульдозер и могучие жернова железяки, не напрягаясь, глухо молотили их в щебень. Непогода вкалывать не мешала. Пользуясь тем, что начальник ушел в вагончик к чаюющим бичам, Святой подогнал машину вплотную к на минутку заглохнувшему экскаватору и опустил боковое стекло.
— Мишаня, ты че без кабины нагребываешь?
— А когда ее мастырить, некогда, — простужено откликнулся тот.
— Сука эта, кивнул он на дробилку, — сутками трещит, проклятущая.
— Ты словно снеговик, хоть бы толью прикрылся, что ли или шапку одел. Околеешь ведь.
— Мне не женатому один хрен, когда боты заворачивать, — отряхнул Мишка кожаную кепку.
— У тебя — то как?
— Ништяк!
— Куда намылился, на ночь глядя?
— В Аренцехой.
— Че там потерял? — попытался он прикурить.
— Шефу поблукать захотелось.
— Вон он, бредет, легок на помине. Счастливого пути!
Фосфорические стрелки часов вездехода показывали пятнадцать минут шестого, когда с врубленным передним мостом он, осторожно выхватывая круглыми фарами из темноты, следы тракторов, припорошенные снегом, продирался сквозь тайгу. Прогоняя смеживающий ресницы сон, Грибов свернул с литрового пластмассового термоса крышку и плеснул в нее кофе.
— Не тормози.
На сене, подрагивал телом и, подняв настороженные морды, лежали красавцы псы.
— Извини, Николаич, но давить их я не буду.
— Любишь собак?
— Допустим.
— Волки это. Поехали, или ты на улицу сиганешь разгонять их?
— Светать еще и не собиралось, когда «верблюдица» наконец замерла в прямоугольнике трех полузасыпанных старым и свежим снегом вагончиков на полозьях. Шеф выпрыгнул в сугроб и, разминая затекшие в унтах ноги, пару раз присели.
