— Если никому не расскажешь, то ничего.
— Что ты. Я ничего не видел и не слышал.
— Тогда помогай. С одной упаковки много брать нельзя, а со всех помаленьку, пожалуйста, — поучал Святой брательника, который уже и так врубился в схему воровства.
Сделав последнюю ходку, Олег завез Эдика к старикам. Они с трудом занесли полный мешок цитрусовых в квартиру и, сполоснув руки, уставшие, сели чаевать.
— Умаялся, бедненький, — поставила захлопотавшая мать перед братьями по кружке горячего молока, — пейте, пока не остыло.
— Кушать он умаялся, — размешивал сахар в кружке Святой, — весь день мандарины трескал.
— Не забудешь завтра за мной заехать? — в который уже раз напомнил Эдька.
— Не забуду, не забуду. Жуй проворнее, да на гитаре мне что-нибудь сбацай.
— О-о, хорошо, что подсказал, я специально для тебя вещь одну сочинил, — встал он из-за стола.
— Мамка, я за рулем гонял.
— Умри, хвастун несчастный. Не переживай, мать, можно ему свою жизнь доверять, нормально баранку крутит.
Младший брат настроил инструмент, поудобней устроился в кресле и откашлявшись, тронул струны.
Тихо — тихо в камере, только зек не спит,
вялится на нарах, в потолок дымит,
грабил он и воровал, вот и все дела
и особенно опасным стал для общества.
Повисшую в спальне минутную тишину первой спугнула мать.
— Эдька, ты откуда этого нахватался?
— Олега рассказывал, а остальное — дело техники и воображения. Ну, как?
— Молоток, — похвалил его Святой — душу щипануло. Утречком пораньше продирай глаза, я заходить не буду. Услышишь — посигналю, выметайся.
— Олежка, все забываю спросить, где сейчас Леончик и Сережка, Дымов его фамилия, кажется.
— Там, где и положено, мамуля, сидят.
— Опять? — всплеснула она полными руками.
— Не опять, а снова.
— Не везет парням.
— Наоборот, раньше сядешь, раньше и выйдешь.
— Уходи давай, уходи. Все тебе хиханьки да хаханьки. Кстати, объявление напечатали?
— А как же.
— Расклеили?
— А как же.
— Все, иди. Разговаривать с тобой невозможно, придуриваешься, словно маленький.
Сегодня Святой забрал брата и сначала заехал домой. Жена стирала. Навозив флягами, спертыми летом на молокозаводе, воды с водонапорной башни, вмерзшей в лед соседнего квартала, ровно в десять грузовичок вкатил на территорию товарной станции. Подставив ноги под теплую струю воздуха обогревателя салона, Олег заполнял путевку, а Эдик, теребя уши, которые нещадно щипал дед Мороз, не без удовольствия принимал у Ефимыча восемьдесят разодранных в пути картонных коробок с шоколадными конфетами. Потом в приспущенное стекло подал брату накладные, тот расписался в получении груза и минут через тридцать они потрошили в знакомом тупике сладкий товар.
