— Вопрос, конечно, интересный, — хотел свести все на шутку Святой, но все, опустив бокалы сухого вина на стол, ждали ответа.
— Завтра, да, Ленуся? Зубки шлифанем, физзарядку сделаем и в ЗАГС двинем.
— Ты морду не корчи, паршивец, — замахнулась на него мать кухонным полотенцем.
— Честное пионерское.
— Врешь, тебя из пионеров еще во втором классе турнули.
— Мамуля, ну, что ты, в самом деле, такими вещами ведь не шутят.
«Пора завязывать с судьбой в прятки играть, а то некрасиво может получиться. Ленка ребенка ждать будет, а я в тюрягу усядусь, да и мать не обрадуется. Она, бедная, и так намучилась, десять лет по лагерям за мной моталась».
Утром, посадив Лену на троллейбус, он остался на остановке. Сидя на загаженной воробьями лавочке, ему вспомнилось, как он мотался от конторы к конторе — и нигде его не брали на работу. Листая документы Олега, кадровики собачьим чутьем или по одним им известным отметкам в паспорте и военном билете угадывали в переминавшемся с ноги на ногу парне неблагонадежного гражданина социалистического государства и все попытки убедить их в обратном заканчивались, как правило, неудачно. «Моя трудовая и рожа арестантская чинуш не устраивает, придется идти в обход». Заметив Святого из очередного троллейбуса, вытолкнувшего из своего душного нутра на остановку группу пассажиров, выскользнул и Боряня. Это был уже не тот вокзальный бич, безвольно позволявший ссать на себя дворнягам, а модно постриженный и с большим рыжим болтом на пальце, прилично прикинутый, как любил поговаривать Леончик, молодой чемодан.
— Здорово, Олега! — вытряхнул он из пачки «Стюардессы» сигарету. — Времечком располагаешь?
— Да есть вроде.
— Рванем куда-нибудь, шары зальем?
— Продолжаешь, значит, делом этим грязным заниматься?
— Умеренно и только ради встречи с тобой, сечешь, как я вкован?
— На дерьмотолога вообще-то не похож, — согласился Святой — Боряня, помнишь Горбатого, что в Оловяшке с нами парился?
— Конечно, но, честно говоря, не встречал его уже два года. Срочно нужен?
— Дипломы, справки всякие он грамотно лепил, а мне в трудовую книжку годика три стажа бы трудового нарисовать?
— Нет проблем, я сейчас на хазе Вадьки Чирка обитаюсь, ты его не знаешь, мы с ним в Якутии срок тянули. От руки любую печать в пять минут намарает, за художества эти органы наши любимые его, бедолагу, двадцать лет на Колыме топили.
Понимая, что неспроста Боряня щеголяет в шелковой рубашке, надухманенной французскими духами, Олег спросил: — Дороговато ломит?
