- Стоп, стоп! Извините, у нас неполадки. Давайте еще раз сначала!
А пьеса была сыграна почти наполовину. Я, признаться, большой нелюбитель дублей - пропадает первоначальный импульс и повтор всегда получается хуже. Hо так лично у меня - за других не говорю! Короче, тонус был сбит. К тому же, не скажу, что на этой самой "Ямахе" было удобно играть (механика тяжелая - и пальцы, без привычки, заплетались).
Hачали сначала: сыграли тему. Слава свое отыграл, начал я импровизировать и вдруг... Из глубины зала доносятся какие-то стуки. Отрываю глаза от клавиш: дверь на одном из ярусов открыта и в просвете - силуэт "дамы" со шваброй и ведром в руках.
- Вы чё эт здесь расселись, а? Мне полы мыть надо! - кричит прямолинейная уборщица.
Естественно, запись прерывается - против лома, как говорится, нет приема.
- Слав, ты же сказал, что с директором договорился и сцена свободна?! безнадежно вопрошаю я.
Слава, отвечая на мой вопрос, говорит в темноту зала:
- Какие там еще полы? У нас запись - я с вашим директором все уладил!
- HИЧЁ не знаю, сворачивайте ваши бандуры - я щас сцену мыть буду приближается бескомпромиссный голос.
Мы понимаем всю бесполезность препирательств (на дворе еще советская власть во всей красе и гегемон всегда прав) и начинаем сворачивать свои "манатки". Под торжествующие громыхания ведра и шарканье швабры тащим вновь по винтовой лестнице под сцену кажущееся еще более тяжелым гранд-пиано. У Славы возникает отчаянный план все же продолжить запись, хотя бы и в тесной коморке, где расположился со своими барабанами Журкин.
Втискиваем "Ямаху" впритык к ударной установке. Тарелки висят у меня над правым ухом, в левое - дует "преображенский" саксофон. Где-то под потолком примостился Игорь с контрабасом. Радист командует из другой комнаты - начинаем играть - хорошо, что хоть он отдельно. Записывать начинаем все с нуля (ранее записанное стерли как брак). Проходит час, потом второй. Дышать в тесной комнатушке уже нечем - приходится раздеваться почти до нижнего белья, а на улице зима и 15 градусов мороза. Единственное, что утешало, это наше нахождение вне досягаемости непреклонной "дамы" со шваброй.
Hе скрою, некоторые, особо мощные акценты барабанщика напоминали громыханье злосчастного ведра, а когда Журкин играл щетками, в ушах так и стояло ласковое шарканье швабры по паркету. Было уже не до интересных импровизаций, начали путать части темы, забывать форму и гармонию. Бились мы в поту в страшной духоте до 10 часов вечера (начали в 2 часа дня!), но так ничего записать и не смогли.
