Мама, Эрнест и Лотти озаряли нас всех бодростью и хорошим настроением, а мама была еще и полностью одета и причесана, а не сидела за столом в откровенном неглиже (под которым, заметьте, ничего не было), как это обычно бывало по утрам в воскресенье. Я улыбнулась в ответ.
Вероятно, из-за того, что мамино счастье было заразительно, все вокруг казалось уютным и праздничным. Зимнее солнце заглядывало через украшенный гирляндами эркер, заставляя красные бумажные звезды сиять, в воздухе витал аромат выпечки, апельсина, ванили и корицы (Лотти испекла целую гору вафель, которую я придвинула к себе с центра стола), а сидевшая рядом со мной Миа была похожа на маленького розовощекого рождественского ангела в очках.
Правда, вела она себя отнюдь не по-ангельски.
– Мы в зоопарке или где? – спросила она, когда Грейсон чуть не вывихнул челюсть в зевке – как минимум в восьмой раз.
– Да, – равнодушно ответил Грейсон. – Время кормить гиппопотамов. Подвинь-ка, будь добра, масло.
Я усмехнулась. Грейсон был еще одной причиной, по которой мне так нравилось жить в этом доме – он превзошел даже кофеварку. Во-первых, он сможет помочь мне с математикой, если я не буду успевать (ведь он на два класса старше), во-вторых, он представлял собой действительно приятное зрелище даже с заспанными глазами и зевая, как бегемот, ну и в-третьих, он был... он был просто милым.
Чего нельзя было сказать о его сестре.
– Жаль, что у Генри вчера снова... не было времени, – сказала она мне, и хотя в ее голосе звучало сочувствие, я расслышала в нем злорадные нотки. Уже одно то, что она вставила эту маленькую драматическую паузу перед «не было времени»... – Вы действительно кое-что пропустили. Мы здорово повеселились, правда, Грейсон?
Грейсон собрался зевнуть еще раз, но тут мама наклонилась и обеспокоенно на меня посмотрела:
– Лив, милая, ты вчера ушла в свою комнату без ужина. Мне начинать волноваться?
Я открыла рот, чтобы ответить, но мама продолжала:
– В твоем возрасте это ненормально – торчать дома в субботу вечером и рано ложиться спать. Ты не обязана жить монашкой и не ходить на вечеринки, если у твоего друга нет времени.
Я мрачно взглянула на нее из-под очков. В этом была вся моя мама. Речь шла о дне рождения одного типа из выпускного класса, которого я едва знала, и меня пригласили туда в качестве подружки Генри – так что было бы крайне глупо идти без него. Не говоря уже о том, что я вряд ли пропустила что-то интересное, даже если Флоренс утверждала обратное. Вечеринки все одинаковы: слишком много людей в замкнутом пространстве, слишком громкая музыка и слишком мало еды. Поддерживать разговор можно только криком, кто-нибудь всегда чересчур много выпьет и поставит себя в неловкое положение, а во время танца постоянно получаешь локтем в бок от соседа – в моем представлении веселье выглядело несколько иначе.
