Альбана подумала, улыбнулась, удивилась:
— Ты жутко клевая мать…
— Просто я доверяю своей дочурке. И хочу, чтобы она была счастлива. Хочешь, я позвоню Матильде?
— Нет, мама, не беспокойся, я сама все устрою. Просто надо сказать ей, что ты не против. — И растерянно добавила, отвернувшись: — Хм… спасибо.
На следующий день Патрисия предложила Ипполиту прийти к ней пообедать. Он вздрогнул, понимая, чем может окончиться этот вечер:
— Я снова окажусь в дурацком положении, Патрисия.
— Прости?
— Я буду так счастлив, что могу снова вырубиться.
Она схватила его руку, не решаясь сказать, что это потрясло ее до глубины души. В тот день разговор у них не клеился, настолько их мысли были поглощены предстоящей встречей.
«Это будет начало или конец, — говорила себе Патрисия, возвращаясь домой. — Либо он поймет, что я чудовище, либо нет — тогда мне повезет».
За обедом Альбану обеспокоило, что мать ни к чему не прикоснулась».
— Мама, если ты не будешь есть, ты начнешь сдавать.
— Мм?
— Если не будешь питаться, у тебя выпадут волосы и зубы.
Патрисия встретила эту реплику раскатистым смехом, однако ночью ей снилось, что она улыбается Ипполиту и ее зубы вываливаются; этот кошмар преследовал ее всю ночь.
Суббота была изнурительной. Патрисия с самого утра выпроводила дочь, сунув ей денег на обновки и кино с приятельницами перед поездкой в Кнокке-ле-Зут, а затем вылизала квартиру так тщательно, будто ожидала полицейского обыска. Она потрудилась спустить все гимнастические снаряды в подвал; ей показалось, что выставлять их напоказ так же нелепо, как перечислять свои недостатки.
Затем она занялась праздничным ужином. Тут она чувствовала себя привольно: готовить она умела.
Наконец она отправилась в ванную, несколько раз вымылась, умастилась кремом, сняла его, наложила другой крем, соорудила прическу, развалила ее, уложила волосы иначе; она понимала, что перегибает палку, но не могла удержаться. Она несколько раз в ужасе переоделась, ненавидя все, что было извлечено из шкафа, и в конце концов остановилась на карминном платье с газовой накидкой.
Красное? Не слишком ли броско?
Ничего страшного! Преимущество этого яркого цвета в том, что он ослепляет и скрытые под ним формы становятся не так заметны.
В спальне она расставила ароматические свечи, на ночные лампы накинула тюль, рассеивающий свет, создав приятную, загадочную, почти таинственную атмосферу, которая была призвана пощадить стыдливость.
Когда прозвенел звонок, она вздрогнула.
