Шестидесятилетний Юбер открыл дверь — он был приветлив и свежевыбрит, и костюм-тройка в тонкую полоску сидел на нем безупречно.
— Какой ты красивый!
Он польщенно поблагодарил ее быстрым поцелуем.
Она вошла в ванную и, легким движением уронив с плеч шелковый пеньюар, предстала перед любовником нагой. У того перехватило дыхание.
Она скользнула взглядом по своему безупречному, гладкому, загорелому телу и, оттопырив попку, выпятила бюст:
— Как тебе мой новый лак?
Ошарашенный, Юбер не понял, о чем она говорит.
Выгибая правую ножку, дабы подчеркнуть изящество щиколоток и округлость икр, она выставила напоказ позолоченные ноготки на пальцах ног. Она отлично знала, что копирует фотографию красотки, одну из тех немыслимых Венер, которыми в пятидесятых годах были увешаны борта грузовиков и шкафчики в мужских раздевалках.
Юбер пялился на крошечные перламутровые капельки на пальчиках Евиных ног:
— Очень… гм… оригинально.
— Ах, тебе нравится?
— Да, очень мило.
— Я так рада!
Он хотел прижаться к ней, но она, внезапно отпрянув, вскрикнула хрипловатым трагическим голосом:
— Я так несчастна! Моя грудь слишком велика!
Она захватила руками груди и состроила капризную гримаску.
Юбер едва устоял на ногах:
— Да твоя грудь просто прелесть.
— Нет, они слишком объемные… слишком круглые…
Каждый новый эпитет все больше возбуждал любовника, а она не унималась:
— …слишком упругие… а соски слишком острые…
Он покрылся красными пятнами. Ева упорствовала:
— Смотри, я же смешная!
— Вот чудачка! Ты сводишь меня с ума!
— Знаешь, Юбер, мне нравятся плоские женщины. Ну то есть совсем плоские. Мне так хочется быть похожей на эту знаменитую манекенщицу, ну как же ее зовут?.. Нора Слим!
Она намеренно назвала имя этой анорексичной звезды подиума, ведь только женщины находили шик в этом костлявом призраке с кругами под глазами; за нее дрались создатели модных брендов ради рекламной шумихи, но мужчин она приводила в ужас.
Ее расчет был точен, и Юбер завопил:
— Как! Этот ходячий скелет? Да окажись я на необитаемом острове, я бы ни в жизни… Выброси из головы эту чушь! Ты в сотню раз красивей ее, ты себя недооцениваешь. Ах, эти вкусненькие дыньки!
Она позволила ему немного поиграть ими. Видя, что еще миг, и он не сможет от нее оторваться, она простонала:
— О дорогой, ты меня заведешь, а сам уйдешь на свой административный совет.
Он с трудом выпустил ее. Ева, томно вздыхая, проводила его до дверей:
— До понедельника.
— До понедельника, — эхом повторил он, ошалело принимая целомудренный поцелуй в щеку.
