Я уже начал жалеть, что задал этот вопрос, но все же не мог не задать следующий:
— Что вы имеете в виду?
Эйзенхарт вздохнул.
— С момента возвращения в империю вы на себя не похожи. Да что там на себя — на живого человека! Мне известно, что апатия к происходящему является часто встречающимся симптомом при депрессии…
— Керр, "Введение в психологию", — угадал я цитату. — Спасибо, я читал.
— … но вы заходите в этом слишком далеко!
Повисшая между нами тишина показалась мне оглушительной — и это при том, что зал трактира гудел как пчелиный улей.
— Я потерял профессию и будущее, — ядовито заметил я, — простите, если я кажусь вам недостаточно счастливым.
— Нельзя потерять будущее до тех пор, пока вы живы, — тихо, но уверенно в своей правоте сказал Эйзенхарт. И я не смог удержаться, хотя это было низко:
— А вы, конечно, специалист в этом вопросе. Напомните, в каком полку вы служили?
— Ни в каком, — Виктор нашел в себе силы, чтобы улыбнуться. — Был признан непригодным к службе по причине отсутствия души и сопровождающей это состояние опасности для окружающих. Нелепейшая формулировка, не правда ли?
На мгновение я устыдился своего комментария — я знал, какие поражения в правах приходится терпеть родившимся без души и мог только представлять себе, что еще им приходится выносить, но следующие же слова Эйзенхарта стерли эти эмоции.
— Я не служил, но я видел многих вернувшихся с войны. И я вижу вас. И ваше состояние меня беспокоит.
— Не стоит, — сухо ответил я.
— Вы так считаете? Что вы делаете со своей жизнью? Я знаю, что вы привыкли справляться со всем один, но поймите: у вас есть семья. Родственники, которые переживают о вас…
— И чье присутствие в моей жизни ограничивалось до последнего времени открытками на Канун года, — перебил я его.
— А вы бы позволили что-то кроме? — парировал Эйзенхарт. — Вы с самого начала делали все, чтобы оградить нас от участия в вашей жизни.
— И собираюсь поступать так и впредь. До свидания, Виктор, — я встал из-за стола. — Буду счастлив получить от вас открытку к следующему году.
Я не успел сделать и шага к выходу, как был остановлен. Одной фразой.
— Я знаю, почему вы все еще живы.
Я сел обратно.
Мои пальцы сжались на стакане с виски — так крепко, что удивительно, как он не разбился. Этого в досье не было. Эйзенхарт не мог знать.
— Полагаю, благодаря работе хирургов.
— Нет. Не только.
Не только.
Армейские госпитали были укомплектованы штатными психологами в январе девяносто восьмого. Будь я ранен месяцем раньше, скорее всего, вы бы не читали эти строки. Но мне не повезло (или все же повезло?).
