Ньютон терял сознание дважды в своей жизни: один раз дома, во время тренировок на центрифуге, второй раз во время дикого ускорения, когда стартовал на своём корабле. Оба раза он сам быстро приходил в себя, пробуждаясь к смятению и боли. На этот раз он тоже очнулся с болью во всём теле, в испуге и замешательстве от того, что не мог понять, где находится. Он лежал на спине, на чём-то мягком и гладком, и в глаза ему бил яркий свет. Ньютон сощурился и, скривившись от боли, повернул голову. Он лежал на каком-то диване, а в другом конце комнаты у стола стояла женщина, держа в руке трубку телефона. Она смотрела на него. Ньютон взглянул на неё внимательней и вдруг узнал её — это была та женщина из лифта.
Увидев, что он очнулся, она смутилась и, будто не зная, что делать с телефоном, продолжала безвольно держать трубку в руке. Нерешительно улыбнувшись, она спросила:
— Вы в порядке, мистер?
Ньютон ответил слабым голосом, который прозвучал словно чужой:
— Надеюсь, что да. Я не знаю… — Его ноги были вытянуты на диване. Двигать ими он боялся. Кровь на рубашке была ещё липкая, но уже холодная. Должно быть, он не слишком долго пробыл без сознания. — Кажется, я повредил ноги…
Она покачала головой, серьёзно глядя на него.
— Это уж наверняка. У вас одна нога согнулась как старая проволока.
Ньютон всё смотрел на неё, не зная, что сказать, и пытался сообразить, что делать дальше. Ему нельзя было попасть в больницу: там будет обследование, рентгеновские снимки…
— Я уже пять минут пытаюсь вызвать вам врача. — Голос у неё был сиплый, и она казалась испуганной. — Уже троим позвонила, но никого нет на месте.
Ньютон моргал, глядя на неё, и пытался собраться с мыслями.
— Нет, — сказал он. — Нет! Не надо…
— Не надо врача? Но вам нужен врач, мистер. Вы сильно ранены. — Видно было, что её гложут сомнения, но она слишком перепугана, чтобы что-нибудь заподозрить.
— Нет. — Ньютон хотел что-то добавить, но его остановил внезапный приступ тошноты. Почти не осознавая, что делает, он свесился с дивана, и его вырвало. При каждой конвульсии его ноги пронзала острая боль. Затем он снова упал навзничь на диван, совершенно обессиленный. Но свет был слишком ярким, он жёг его глаза даже сквозь закрытые веки — тонкие, прозрачные веки — и Ньютон со стоном поднял руку, чтобы их заслонить.
После того, как его вырвало, женщина почему-то успокоилась. Наверное, в этом было что-то узнаваемо человеческое. Её голос стал более непринужденным.
