— Так чего же хорошего ты в нем нашел? — не отрываясь от дела, допытывался Кошка.
— Да ведь говорят, что это колдовской камень.
— A-а, тогда ладно. Только к нему лучше пойдет серебряная оправа.
— А из серебра легче, чем из золота делать?
— Все едино… Кому перстень-то? Сам будешь носить?
— Нет, это я хочу Янге подарить. Я ее один раз-ударил…
— Янгу ударил? И сильно? — все так ж$ не отрываясь от серебряного листа, спрашивал Федор Андреевич.
— Сильно. По лицу.
— Тогда одного перстня может оказаться мало…
— Так я ей еще что-нибудь подарю! — пообещал Василий, не уловив грустно-простодушной усмешки в голосе Кошки, рад был, что оказалось вполне возможным осуществить то, что задумал он еще в тот вечер, когда Янга показала ему светлячка.
Они стучали вразнобой маленькими молоточками, выбивая пунзелями и пунсонами — стальными зубильцами — тонкие узоры, рассматривали свою работу через увеличивающие стекла и так увлеклись, что не сразу услышали медный гул главного кремлевского колокола. А услышав, отбросили в сторону свое рукомесло, не став, как обычно, укладывать драгоценности и инструмент в шкатулку, заторопились во дворец: прибыл долгожданный вестник.
6
Утром проснулся Василий от страшного шума за окном. Спрыгнул с постели, распахнул раму и высунулся наружу. Возле красного крыльца стояли боярыни и сонные девицы и голосили, заламывая руки:
— О-о-о!
— Хо-хо-хо!..
Василий решил, что какая-то ужасная беда стряслась, но Кошка весело крикнул:
— Победа!
Первое известие о ней было коротким: великий князь жив, и он победил, степняки разбиты наголову и, в свою Орду рознобегоша неготовыми дорогами, несли русских на плечах сорок верст до реки Красивая Меча, и весь этот день до темноты (а день восьмого сентября был равен ночи) избивали русские ненавистных ворогов, чтобы навсегда зареклись они ходить на Русь.
Гонца, принесшего столь славную весть, девки зацеловали, а он, счастливый и потерянный, одно твердословил:
— Неверных всех посекли, потоптали, река Непрядва черная от крови нехристей… Ну и наша тоже кровушка…
А затем гонцы стали прибывать в Москву один за другим. И хотя великий князь со своими богатырями был где-то за тридевять земель еще, Москва узнавала все больше и больше подробностей о произошедшей невиданной доселе битве.
… Починальником был благословленный Сергием Радонежским инок Пересвет. В ратном деле это обязательный обычай — начинать бой поединком самых сильных богатырей, а пока не закончится он, полки стоят супротив в нерешительности. И на Куликовом поле, по рассказам, так было. И никто будто бы не победил — наш богатырь Александр Пересвет и поганый, из верблюжьих костей сложенный Челубей, у которого голова, как пивной котел, а меж глаз мерная стрела помещается, — оба пали: инок пронзил копьем печенега в тот момент, как опустилась на его прикрытую одним лишь монашеским куколем голову вражеская палица. Ни у одной стороны не оказалось преимущества, пошла уж рать на рать, пролилась, как дождевая туча, кровь.
