3
В одном из пергаментов прочитал Василий, будто бы Мамай назвал Дмитрия Ивановича «строптивым владыкой». Вряд ли ордынскому царю принадлежали эти слова, кто-то из своих находил московского князя таковым — кто-то из бояр ли, из купцов или монахов, а может, из черных людей, Бог весть! Великий князь московский был твердым в своих взглядах, своевольным в желаниях, последовательным в поступках, однако не был упрямым, умел проявлять гибкость и не боялся уронить честь признанием своих ошибок.
В прошлое лето приближенные к государеву двору бояре пережили немалое изумление, когда узнали вдруг, что в пятидесяти верстах к северо-востоку от Москвы на реке Дебенке на Стромыни по повелению великого князя игумен Сергий поставил церковь во имя Успенья Богородицы, украсил ее иконами и книгами, там же и монастырь возвел, оградив кельи частоколом. Гадали-рядили, с чего это вдруг Дмитрий Иванович лицом к церковному и монастырскому строительству обернулся после столь долгого увлечения строительством лишь военным. Усматривали причину в смерти сына Семена — князь очень сильно переживал это горе. И о том поговаривали, будто раскаивается государь в принародной казни Ивана Вельяминова, гpex этот хочет замолить. Может, и то и другое не пустым домыслом было, однако суть-то заключалась не просто в строительстве монастырской церкви, а в том, что вел его Сергий Радонежский, противник Митяя… и что бы это значило? А уж вовсе дивно, что Дмитрий Иванович в новые духовники взял себе второго киприановского сторонника — Федора Симоновского. Были и другие признаки того, что совсем иначе стал вдруг относиться великий князь к монахам-молчальникам.
Слыша предположения и кривотолки, не найдя ответа ни у матери, ни у Боброка, Василий решился спросить у отца самого:
— Значит, ты Киприана позовешь?
— С чего это ты взял? «Значит»… — ответил отец ворчливо, но не очень уверенно. — Вовсе и не «значит», кто тебе такое в уши надул? — Сказал и задумался.
Нет, он не жалел, что выпроводил из Москвы Киприана. Koгда сказал ему, помнится, что смертельной схватки с Ордой не избежать, Киприан начал велеречиво отговаривать: «Господин мой возлюбленный, Божиим попущением за наши согрешения неверные идут пленить нашу землю, а вам, православным князьям, следует этих нечестивых утолять дарами четверицею сугубо, чтобы они пришли в тихость, и кротость, и смирение. Повелел Господь христианам поступать по евангельскому слову: будьте мудри яко змеи, а цели яко голубие. Змеиная мудрость в том состоит, что если случится, что ее начнут бить, то змея отдает тело на язвы и побои, а голову укрывает что есть силы. Вот так и христианин, если случится, что его станут гнать и мучить, должен все отдавать — и серебро, и золото, и имущество, и честь, и славу, а голову свою укрывать; а голова — Христос и вера христианская. Требуют от вас имущества и злата и серебра — давайте все, что есть; чести и славы хотят — давайте; а когда веру хотят у вас отнять — стойте за нее крепко. Так и ты, господин, сын мой, сколько можешь собрать золота и серебра, пошли к нему, и исправься перед ним, и укроти его ярость».
