— Митенька! — припала мать на грудь к отцу. — Может, обойдется? Худой мир лучше доброй брани.
— Нет, Овдотьюшка, славная брань нам нужнее худого мира сейчас. Кто вам добр, того любите, а злых казните — это отцами и дедами нам завещано, искони вечный устав всей Руси.
— А другие князья и бояре как?
— Сейчас вот и спросим. — Недовольство ли простое, раздражение ли в его голосе… А может — опаска, может, боится отец?
Василий вышел из терема за ним следом.
В харатийной палате отца словно подменили. Голос его обрел прежнюю твердость и спокойствие. Он сказал, что надо попытаться все сделать, чтобы избежать рати, для чего послать к Мамаю для переговоров посла Захара Тютчева. Для выяснения истинных сил Мамая (в сообщение Андрея Попова поверить было невозможно, и все бояре склонялись думать, что Мамай брех, пугает только — у степняков издавна это заведено: чтобы застращать противника, распускают слухи о силе своей несметной, на то идут, что сажают жен и детей на заводных, запасных коней и верблюдов, велят им где-нибудь на виду у противника табуниться, пыль взбивая до неба, будто бы от ярости и нетерпения кинуться в схватку) в степь надо немедленно направить сторожу — надежных оружников: Родиона Ржевского, Василия Волосатого да Василия Тупика, — они должны порезвее добраться до реки Тихая Сосна и все разведать. Великому воеводе Тимофею Васильевичу Вельяминову Дмитрий Иванович велел туг же приступать к сбору московской рати. Писцам и бирючам приказано было читать повсюду в городе призыв великого князя к походу против захватчиков.
Дмитрий Иванович послал гонцов во все русские княжества. 4 апреля 1147 года — «в день пяток на похвалу Святой Богородицы» пращур его Юрий Долгорукий позвал северского князя Святослава Ольговича, отца героя «Слова о полку Игореве», на пир по случаю удачного похода — «Приди ко мне, брате, в Москов», а сейчас к себе в Москву призвал Дмитрий Иванович всех князей не на обед силен, а на кровавый пир, прийти на который надо было со своим красным вином.
Василий все время крутился рядом с отцом, улучив момент, спросил:
— А ты видел Мамая?
— Да, два раза. Пировали мы с ним, шапками менялись.
— А чья шапка лучше была?
— Одинаковые.
— Зачем же тогда — так на так?
— Обменявшись шапками, мы как бы заверили друг друга, что одинаково мыслить будем.
— Ну вот, ты поверил ему, а он воевать нас идет…
— Ни я ему не поверил, ни он мне, и оба мы знали, что не верим друг другу.
— А как же — «не обмани»?
