Раздумья Руперта были прерваны неожиданными громкими словами Царева. Руперту показалось, что тот закончил чтение текста, и некоторое время прислушивался, словно охотник на охоте. Царев вновь повторил фразу на латыни: unitatem carnis et spiritus. На этот раз его голос несколько был возбужден и огорчен, чем первый раз — столь мрачен и подавлен. Руперту даже показалось, что Царев немного задыхается от безумного волнения и возбуждения. Наконец, он услышал знакомую речь, но эти слова звучали куда более зловеще: «не может этого быть». Он словно выжимал эти слова из своего утомленного мозга. Руперту даже показалось, что Царев что-то испытывал или видел то, чего не было в комнате. Его отрешенный, стеклянный и мертвецкий взгляд был направлен куда-то сквозь стены.
Тело Царева опустилось на колени, голова повисла на груди, руки свисали до пола. Он осел и замолк. Руперт окликнул его, но тот не подавал признаков жизни. Тогда Руперт понял, что второго шанса освободиться у него не будет, и он попробовал привстать настолько, насколько возможно для перемещения (ведь он был скован наручниками за спиной и прикреплен ими к спинке стула).
Не прополз он и метра, как вдруг почувствовал впереди шевеление. Это был Царев. Он приподнял голову, но не спешил подниматься. Оглядев внимательно по сторонам, он остановил свой безумный и, вместе с этим, удивленный взгляд на Руперте, сидящем на стуле. Казалось, что он вновь ожил, пришел в себя. Но, что-то изменилось в нем, что-то не уловимое, мелькало в его взгляде.
— Ты кто? — спросил Царев.
— Ты что, не узнаешь меня? — спросил вопросом на вопрос Руперт. Он начал подозревать Царева в какой-то игре или безумстве, которую тот устроил.
— Перестань играть со мной. Почему ты так странно одет? Ты один из них? — спросил Царев.
— Я не понимаю. О ком…
— Ты не похож на них. Ты не надзиратель, — Царев огляделся вокруг повнимательнее, словно был здесь в первый раз. — Это не тюрьма. Кто ты, мать твою? Какой-то цереушник или палач?
Глаза Царева столкнулись с книгой и лежащим рядом пистолетом. Он мгновенно схватил его, словно голодный пищу, и направил его на Руперта.
— А ну, отвечай! — грозно произнес он.
Руперт понял, что Царев не шутит и даже выстрелить может. «Совсем спятил, — подумал Руперт». Что-то изменилось в нем.
— Я Руперт Коу, занимаюсь частным сыском.
— А, сыщик. Что, еще не всё выяснили? Я в курсе, что апелляция отклонена. Так что, я вам ничего не скажу.
— Как вас зовут? — спросил Руперт, подумав о том, что Царев мог страдать раздвоением личности. Только так он объяснил для себя столь странное его поведение.
