Таков итог. Еще одно соображение: следуя друг за другом, наводя ужас и вызывая у некоторых «отвращение к убийству», войны показали, что религиозное единство во Франции конца XVI в. — вещь невозможная. Единственная возможность выживания страны — это регламентированное сосуществование обеих конфессий. Нантский эдикт, не действующий в Париже и в радиусе пяти лье вокруг столицы, [149] был поражением протестантизма и свидетельством ограниченной победы католицизма: католическое богослужение восстанавливается везде, где оно было отменено (в Беарне, в Ниме, в Ла-Рошели и Монтобане). Несмотря на свою узость (фактическое ограничение) и свою непоследовательность (крепости), эдикт утверждается как выражение нового права, на котором зиждется современное общество: различие между правом гражданским и правом религиозным, разграничение прав государства и свободы совести. Несомненно, остается еще один немаловажный момент: общественное мнение (свидетельством этому сопротивление со стороны Парламента) не готово к тому, чтобы согласиться на столько гарантий (некоторые говорят «привилегий») для меньшинства, которое не принадлежит к той же вере, что и монарх. Однако свобода совести необходима в большей степени в качестве порядка вещей, чем в качестве доктрины. Несмотря на осуждение со стороны понтифика и на многочисленные интриги и происки, направленные против Нантского эдикта, которыми будет полон XVII в., Людовик XIV подтвердит этот эдикт в принципе. В нем обнаруживается еще одна идея будущего — идея некоторой секуляризации государства: глава государства объединяет под своим скипетром различные религиозные культы; будучи главой галликанской церкви, он содержит на государственные средства священнослужителей [150] другого культа, верующие которого платят десятину католическому духовенству. Свобода совести и терпимость, зарождение секуляризации государства — за эти две идеи пришлось дорого заплатить. Они определяют место, которое решение, принятое во Франции по воле Генриха IV, занимает среди различных договоров о религиозном мире (Paix de religion), известных современной Европе.
На протяжении почти полувека вся Франция была лабораторией политических и религиозных наук: помимо отношений мира и войны и отношений между церковью и государством, там зарождались современные идеи относительно народовластия, концепции религиозной и гражданской демократии, систем представительства, природы и функций государства. Война была не только ареной противоборства армий, но и социальным и идеологическим тиглем, а кроме того, сферой проявления, помимо всего прочего, и средневековых концепций об Антихристе, то есть Риме, и представлений о дьяволе, увеличивающих число сторонников Реформации. Новый человек рождается медленно, в ходе многочисленных экспериментов, при дворе, где льется кровь и шумят празднества (
