Рассказы чекиста Лаврова [Главы из повести] | страница 4

— Я-то? Поначалу — у белых, опосля с партизанами ходил. Под Зардамой с япошками дрался, отметину имею.

Мужик помахал левой рукой, показывая ограниченность движения в плечевом суставе.

— Которые до конца с Гришкой Семеновым якшались? Таких, однако, у нас нет... А тебя, паря, что интересует-то? — неожиданно спросил он.

Я задумался, как лучше объяснить цель нашей беседы. Обманывать его не хотелось, а сказать правду не мог. Старик, не дождавшись моего ответа, продолжал:

— Однако Советская власть все грехи отпустила. Чего же теперь ворошить былое?

С полчаса я еще поговорил со стариком, но без всякой пользы для дела: ни одной фамилии он так и не назвал. Всякими увертками, отговорками и ссылками на «дырявую память» уходил от моих вопросов.

Ошибку свою я понял на второй день, когда поговорил с настоящим красным партизаном.

— Лоскутов-то? Не, паря, не по адресу попали. Он, зараза, всю жизнь нам поперек пути стоит.

— Он же партизан, ранение имеет.

— Какой он партизан, язви его в душу! В последний момент силой его загнали в отряд против японцев. Шальным осколком задело. Теперь похваляется этим...

За три месяца мы перебрали чуть ли не всех жителей села. Выявили до тридцати человек, служивших в белых казачьих частях. Наше внимание привлекли два человека: Афанасьев Григорий Иванович и Белых Спиридон Калистратович.

Афанасьев пятидесяти семи лет, богатырского телосложения, смоляная борода лопатой. Живет со старухой. Дочь Устинья имеет свою семью. Все, у кого спрашивали о нем, отзывались об Афанасьеве как о надежном человеке: дезертировал от бандита Семенова, воевал с белыми и японцами, вспоминали даже, что он — лучший ичижный мастер в селе.

Белых еще нет и пятидесяти, щупленький, подвижный, без усов и бороды, работает конюхом в колхозе. Двадцатилетним парнем добровольно ушел с белыми и вернулся последним, когда разбитые наголову войска атамана отступили в Маньчжурию. О нем говорили как о человеке начитанном, любящем поспорить о политике, но злом и ехидном.

Прошли декабрь, январь, февраль. Мы проверили всех приезжающих в Бичуру. Но ни о Ногайцеве, ни о связнике из-за кордона ничего нового не узнали. После долгих размышлений у меня возникла мысль: поехать к пограничникам, порыться в документах о нарушениях государственной границы.

Нарушений на границе протяженностью не в одну тысячу километров было больше, чем я предполагал. Нарушители, в основном, китайцы, пробирались на Алдан, Олекму, Витим, чтобы поискать свое счастье в золотоносном песке. Впрочем, под такой легендой японская разведка нередко засылала и шпионов.