Исповедь «вора в законе» | страница 94



Если удасться наказать Сизого, это, скорее всего, за махинации в кооперативе «Фото на память», в котором он был председателем.

Что же касается меня, Лихого, бывшего «вора в законе», то на этот раз мне повезло, причем совершенно неожиданно. Постарался все тот же Иван Александрович, который поставил перед прокурором вопрос о прекращении в отношении меня уголовного дела в связи с отсутствием злого умысла. В своем представлении он написал, что при этом необходимо учесть, что подследственный находился в крайне трудных условиях и, главное, не имел никакого представления не только о ценности, но и о характере предметов, которые ему предложили перевезти за вознаграждение. Представляю, каких усилий стоило Ивану Александровичу убедить прокурора, чтобы тот дал добро на мое освобождение из-под ареста.

Ведь как там не крути — я рецидивист — личность уже сама по себе опасная. (Мы тоже читали учебники криминологии, знаем, что о нас пишут. Ох, много надумано, человека там не видно, одни цифры, на которых и пытаются строить умозаключения, далекие от жизни. А все потому, что сидят эти ученые безвылазно в своих кабинетах.) Конечно, к нашему брату снисхождения не жди, и суд традиционно запишет в приговоре: «После освобождения из мест лишения свободы на путь исправления не встал…» А что он знает об исправлении, если первый раз меня видит. Вон в Америке, читал я где-то, — там при обсуждении тюремных вопросов присутствуют даже представители осужденных. А в одном из штатов судьи сами пошли на то, чтобы вместе с заключенными посидеть по два дня в камерах. Это уже что-то да значит.

Ну, а если ты еще и особо опасный рецидивист (есть такое узаконенное звание, вроде как у Ломброзо — «врожденный преступник»), то только за одно это можешь получить чирик за простую кражу, даже если в кошельке лежала одна копейка. Вот тебе и прогресс в уголовном праве, о котором так много говорили в конце 50-х, имея в виду исключение из него понятия «опасное состояние личности». Сейчас мало кто знает, что это такое. А мы знали. Представьте, только по умозаключению какого-нибудь работника юстиции (справедливости!) человека можно было отправить в лагерь или ссылку. Теперь по-другому. Особо опасный рецидивист — это не просто человек, это еще и квалифицирующий признак: тот, кто совершил квартирную кражу со взломом, получит два года, а тот, кто особо опасный, и без взлома получит десять…

А ведь если по совести, я действительно не знал, что делал, хотя, конечно, должен был знать и в душе где-то догадывался о нехорошем, тут у прокурора есть резон.