Букаха берет у меня два отреза шерсти, десятка три колец и брошей. Деньги отдает сразу — несколько пачек «красненьких» — тридцаток, пачку сотенных. Ухожу от него с оттопыренными карманами.
Пожалуй, надо заглянуть к тете Соне. Знаю, что рискованно, но иду. Вручаю ей пачку денег, дарю, на выбор два перстенька. Она довольна, благодарит от души.
— Да, совсем забыла. Была твоя сестра Мария, очень хочет тебя увидеть. Сегодня вечером опять придет. День ты где-нибудь скоротай — небезопасно здесь…
Я ее уже не слышал. Сердце часто-часто забилось. Наконец-то увижу Машу.
О тех несчастьях, что обрушились на нашу семью, сестра, как оказалось, знала. И меня повсюду разыскивала. А в милиции открестилась от меня потому, что «сухарилась», жила под чужой фамилией, документы были краденые. Сестра, как и я, стала воровкой, и успела уже отбыть срок в лагере.
В тот же вечер Маша увезла меня на свою «хату» — в Малаховку. Там она жила у подруги, тоже воровки. Этой женщине было лет тридцать пять, звали ее Лена. С ней жил сын — Володя, о котором стоит немного рассказать.
Володе тогда только-только исполнилось четырнадцать. Как и я, был он карманником. И уже в ту пору проявились у этого паренька качества, которые впоследствии позволили ему стать одним из самых известных в Москве «воров в законе».
Совершенно неграмотный, ставивший вместо подписи крестик, он был, однако, умен и изворотлив, умел выходить сухим из воды. Пил очень мало, не ругался матом, любил, как и Валька Король, хорошо одеваться. И, что было в то время редкостью, тем более среди воров, — искренне верил в Бога. Кстати, учиться он не пошел потому, чтобы не служить в армии. Не случайно, став «вором в законе», Володя получил кличку «Хитрый Попик».
Воровал Хитрый много лет, и только на тридцать пятом году своей жизни впервые сел на скамью подсудимых — случай редкостный. Впоследствии судьба сводила нас с ним не один раз, «работали» иногда напару.
…Из Малаховки вернулся в Москву, и «менты», все-таки меня изловили. Опять отправили в Даниловский приемник, а оттуда попал я в детскую трудовую воспитательную колонию (ДТВК) под Звенигородом. Не пробыв там и месяца, убежал.
На этот раз немало был удивлен, встретив у тети Сони Куцего — живого и невредимого, разве что сильно исхудавшего. И все такого же шустрого, не способного и дня усидеть без «дела».
Вскоре пришел и новый его подельник — мужчина лет тридцати. Они стали обдумывать план квартирной кражи.
