Я ждал выстрела. Его не последовало.
Я ждал взрыва гранаты. Его не последовало.
Я ждал, что толпа взбунтуется. Она не взбунтовалась.
Мы тихо-тихо тронулись с места и уехали.
Безумие вселилось в меня не сразу. Несколько лет оно хищным зверем шло за мной по пятам.
Первый признак того, что у тебя что-то не в порядке с головой, появляется, когда спускаешься с трапа самолета в Балтиморе. После долгих месяцев лишений, американская жизнь с ее излишествами кажется роскошью. Толпы самодовольных суетливых бизнесменов. Назойливая реклама, от которой рябит в глазах и болят уши. Где бы ты ни был, в полуминуте ходьбы от тебя на выбор пять ресторанов, в меню каждого не менее сотни блюд. В стране, откуда мы только что прибыли, наши ужины не отличались разнообразием: вся еда была какого-то бурого цвета и подавалась — если подавалась — на одноразовой посуде. Я растерялся перед широтой выбора, яркостью освещения и бесконечным многообразием разноцветных конфет на полках минимаркетов: полки с такими конфетами занимали целую стену от пола до потолка, праздник чревоугодия повторялся напротив каждой четвертой стойки регистрации. Простая радость от чашечки кофе, выпитой утром после хорошего многочасового сна, — сна, какого мы не знали со дня получения приказа о передислокации, — кажется слишком незначительной на фоне такого огромного количества соблазнов. Но шок проходит — у кого-то быстрее, у кого-то медленнее; почти все рано или поздно с ним справляются. Фастфуд и алкоголь — сильные соблазны, и я не особенно им сопротивлялся. Старые привычки легко оживают, прежние предпочтения и вкусы возвращаются. Быть разборчивым раскормленным американцем не составляет труда. Проходит месяц-другой, и ты снова привыкаешь к дому, и больше ничто не мешает тебе вернуться к прежней жизни.
Я думал, что мне это удалось. Удалось вернуться к прежней жизни. Я ошибся.
Начиненный взрывчаткой легковой автомобиль взлетел на воздух неподалеку от нашей базы, в центре Киркука, на шоссе, уходящем на север — в Эрбиль и дальше, к мирным курдским землям, не тронутым войной. Взрыв мы услышали в нашем укрепленном укрытии — он прогремел, как гром среди ясного неба жарким летним днем. Мы тут же облачились в боевое снаряжение и стали ждать группу сопровождения, так что, когда нам позвонили, уже были готовы выехать и начать расследование.
К тому времени, как мы прибыли, машина уже сгорела. Искореженный черный кузов, рама и двигатель еще дымились и не успели остыть. Иракские полицейские оцепили место происшествия и криками отгоняли прохожих. Меня всегда поражала обратная дихотомия — слияние двух, казалось бы, несовместимых вещей. Улица, где только что толпился народ и произошло ужасное злодеяние, вмиг опустела и затихла. А соседние кварталы, жившие до этого теракта мирной жизнью, превратились в бурлящий котел отчаянья и гнева.
