— Постой, как его зовут? Амран Коэн?!
— Я к тому и говорю!
Все происходило как в добрых романах Диккенса.
Мамзер покорил черствое сердце необщительного одинокого старика нищего, никогда не знавшего семьи и радости общения с близкими.
— Он такой маленький, добрый. Я думаю, мать была с ним из жалости и недолго… После этого я в первый раз приехал в Иерусалим к отцу. Он принял меня, расспросил о моей жизни. К этому времени я уже был женат, у меня было двое крошек. Две девочки. Он пригласил меня приезжать… А воспитал меня старик Алтер. Он, к сожалению…
— Умер…
— Да. Мир его памяти!
— Амран помогал тебе материально?
— Он бедняк! Иерусалимский нищий. Вы не знали?
— Хочешь сказать, что из вас двоих ты богаче?!
Детективы громко засмеялись.
— Безусловно! Я подрабатываю. Мою посуду в ресторане. Убираю. Плюс пособие… — На их глазах разыгрывался спектакль. — Кроме того, жене помогают родители. Её отец — резник в синагоге…
— Откуда он?
— Курд.
Курдская община, переехавшая в Израиль из Персии в семидесятые, была большой и сплоченной. Курды жили в основном в центре страны.
«Если все это проверять, тут до конца века работы!»
— Амран давал тебе денег? — Кейт не пользовался навязываемым Роном словечком «отец».
— Десять-пятнадцать шекелей — детям на конфеты.
— Деньги у него были?
— Он их жертвовал. На солдат, на больных детей, на синагогу…
Ни с какой стороны Кейт никак не мог к нему подступиться. Мамзер был абсолютно спокоен. В отличие от большинства религиозных ортодоксов — «черных кип», не туживших в израильской армии, Рон Коэн выглядел физически развитым.
— Ты служил в боевых частях? — спросил детектив.
— Да.
Это была редкость.
Рон Коэн воспользовался паузой:
— Вы не задержите меня? Мне сидеть ешиву…
Согласно Торе в течение всей недели после похорон родные умершего должны оставаться в доме, сидя на низких стульях, скорбя о покойном и принимая выражения соболезнования знакомых и соседей…
Почувствовав замешательство полицейских, Рон Коэн разошелся.
Возвращаясь с площади Кикар Цион, где он попрошайничал, домой, Амран Коэн будто бы превращался в идеального отца, доброго дедушку…
— Я привозил к нему детишек. Он благословил их…
— Он молился? Был набожным?
— Безусловно!
— Ходил в синагогу?
— По праздникам? Всегда! Хотя это было тяжело: ноги! По-моему, у него было постоянное место…
— В какой он бывал обычно?
— Я привозил его в Главную синагогу. На Кинг-Джордж!
Рон беззастенчиво врал.
— Он читал молитвенник?
На лицо мамзера впервые словно набежала неясная тень облачка, хотя солнце давно зашло. В кабинете на втором этаже Центрального отдела зажгли свет.
