«Что это Яковлевна нейдет!» — думает Ванька, пугаясь тишины, и слышит в это время, как она отворяет наружную дверь, кряхтя и охая от усталости, и опять все погружается в тишину.
«Пошла спать к себе», — догадался он и стоит в ожидании чего-то. Где-то пол треснул. Ванька вздрогнул и вдруг быстро отворил дверь. Из общего полумрака глянул слабо мигавший огонек лампадки. Он беспрестанно мелькал, то почти потухая, то снова наполняя комнату тревожным, красноватым светом.
«Так и есть, лампадка горит», — думает Ванька и присматривается дальше.
Любимое кресло Лизы пусто; оно повернуто к окну, — точно еще недавно она сидела здесь, может быть смотря на ночь. Кровать стоит в углу, за занавеской, и там такая же тишина.
«Спит, спит, — решает Ванька и старается прислушаться к ее дыханию. — Небось умаялась, крепко заснула. — Душно. У него опять голова закружилась. Он присел на стул и снова слушает. — Хоть бы вздохнула, — мелькает у него в голове и чем-то томительным наполняется сердце. — А что, коли пойти да тихонько отдернуть занавеску, — вдруг приходит ему мысль. — Ведь давно не видал. Только бы поглядеть на нее. Авось не проснется. Да ведь сама звала. — Он решается привести свой план в исполнение. Бледный свет луны мелькнул в окно, озарив и Ваньку, и занавеску. — Теперь дело складнее выйдет, а то еще что уронишь в темноте. — Лампадка мигнула и погасла, наполнив комнату копотью и дымом. А Ванька тихо отодвигает занавеску. Вот кровать выделилась из темноты. Лиза, казалось, крепко спала, одеяло свесилось на пол. — Да, да, спит», — решает Ванька и любуется, какая тихая и спокойная она лежит.
«Ну, слава тебе Господи, знать непохудшало, коли спит. — Луч прокрался через окно и осветил спокойное, бледное лицо Лизы. — Усмехается, — продолжает Ванька рассматривать ее. — Знать что причудилось. — Он решается приблизиться. — Крепко спит, не разбудишь». — А луч все играет по красивому лицу ее и окружает его трепетным, таинственным сиянием. Коса выбилась из-под головы и, рассыпавшись, свесилась с подушки. Тишина мертвая; в селе ни звука.
Жутко становится Ваньке. Он решается чуть-чуть кашлянуть. — «Что это не двинется, — опять думает он. — Усмехнулась и лежит… Хоть бы словечко прошептала, хоть бы вздохнула. Нет, тихая… Да и не дышит», — вдруг в смертельном страхе подумалось ему.
— Лизавета Михайловна! — окликает он дрожащим голосом.
Не слышит. Опять он ее позвал, и снова та же мертвящая тишина. Все ближе наклоняется Ванька, бледный, глаза выпучил. Он близко приник в спящей, но она не слышит и только все усмехается… Ванька вскрикнул и упал к ее ногам.
