1
Джим и Салливан прибыли в Нью-Йорк в середине декабря. Салливан почти сразу же получил работу в одном агентстве новостей, а Джим записался добровольцем в армию. Марию Верлен никто из них не видел, она исчезла.
Джима вначале отправили на сборный пункт в Мэриленд, и пока армия решала, что с ним делать, его отрядили работать в котельную. Он был так зол на плохую погоду и мелочные придирки, что пожалеть себя времени у него не оставалось. Он тупо кочевал из одного чёрного дня в другой и не замечал никого вокруг.
Однажды, проснувшись днём после ночного дежурства в котельной, Джим забрёл в ротную комнату отдыха. Дюжина новобранцев смотрела, как двое из постоянного состава роты играют в бильярд. Устав от одиночества, Джим решил нарушить своё долгое молчание. Он повернулся к стоявшему рядом солдату, мужчине лет сорока, безнадёжно штатскому, с небольшими усиками и печальными глазами.
— Ты здесь давно? — спросил его Джим.
Тот с благодарностью и немного удивлённо посмотрел на Джима.
— Почти месяц.
Голос, ничуть не похожий на гортанный лай большинства молодых солдат, набранных в городских трущобах или в глухой провинции, выдавал в нём образованного человека.
— А ты?
— Две недели. Я завербовался в Нью-Йорке. Ты откуда?
— Из Инн-Арбор, штат Мичиган. Я работал в университете.
— Преподавателем? — удивился Джим.
Мужчина кивнул:
— Профессором истории. Точнее, адъюнкт-профессором.
— Тогда что ты здесь делаешь? Я думал, что такие, как ты, должны носить майорские погоны.
Профессор нервно рассмеялся:
— Я тоже так думал, но, видимо, ошибался. В эпоху демократии наверх пробиваются только мужланы вроде нашего первого сержанта.
— Ты доброволец?
— Да, у меня жена и двое детей, но я пошёл в армию добровольцем.
— Но почему?
— Мне в голову пришла дурацкая мысль, что здесь я могу быть полезным.
Джим, оказавшись в армии, впервые почувствовал жалость не к себе, а к другому. Его порадовало такое бескорыстие.
— Ты влип, — сказал он. — И что, ты думаешь, они собираются с тобой делать?
— Зачислят на должность штабного писаря. Вероятно, это меня ждёт.
— А в офицеры не произведут?
— Может, и произведут. У меня есть друзья в Вашингтоне, но я, похоже, потерял веру в это предприятие. Хотя в армии Потомака дела шли ещё хуже. Это я о Гражданской войне, — добавил он извиняющимся тоном.
— И на фронте того хуже.
Они наслышались всяких ужасов о Филиппинах, где американская армия потерпела жестокое поражение.
— Возможно, — сказал профессор, — но мне в это трудно поверить. Это похоже на ад или ночной кошмар — полная безысходность. Нами управляют безумцы.
