Ты видел человека Михаила Черниговского, Петра Акеровича. Я получил известие о том, что порученное ему чрезвычайно сложное дело он исполнил. Недаром он всегда слыл «мужем честным и умным». На соборе в далеком от наших земель франкском городе Лионе Петр сумел ярко и страшно описать тартаров. Ни латыни, ни греческого он не знает, и говорить ему пришлось через переводчика. Можно было подыскать кого-либо, владеющего языками, но для нас ныне верность ценится дороже образованности. Переводчиком столь важной для нас речи Петра явился достойный франкский летописец Матьё Парижский. Франкский король Людовик IX осведомлен уже обо мне и о тебе. Он готовит новый крестовый поход, седьмой по счету. И, возможно, вследствие моих усилий, поход этот будет направлен к берегам Волги. На соборе в Лионе Петр Акерович говорил перед самим понтифексом Иннокентием IV. Но, как и было поручено мною, вошел в тайные сношения с его врагом, великим императором швабским Фридрихом II Гогенштауфеном.
Задача моя трудна необычайно. Я должен покамест не бросать вызов понтифексу и в то же время войти в союз со многими государями Запада и в итоге направить их объединенные войска на тартаров. Обо мне должны сведать в западных землях, но тартары не должны знать и понимать мои действия…
Андрей хотел было спросить, возможно ли собрать в западных землях те самые, столь желанные Александру войска — послушных, строго подчиненных пешцов… Но тотчас решил, что не будет спрашивать. Что изменят его вопросы? Пусть действует отец, нельзя уйти от своей судьбы, Андрей подчинится.
Между тем Ярослав увлеченно говорил о Фридрихе Гогенштауфене.
— Вот правитель, достойный всяческого удивления. Тот, рядом с которым я должен поставить тебя! Вот могучий и свободный ум. Все книги мира сделаются доступны тебе в его дворцах. Он желает основать новую державу, необычайное царство. Если бы разделить с ним власть! Ему — Запад, мне — Восток… Враги его называют неверующим, но мне переданы его подлинные слова: «Человек должен верить только в то, что может быть доказано силой вещей и естественным разумом…»
Андрей всем своим существом обратился в слух. Эти слова показались ему дивными и необычайными…
— Фридрих желает и с готовностью вступит в союз с государем православной веры, — говорил далее Ярослав. — От Бьянки Ланчии имеет он сына Манфреда, уже прославленного, несмотря на юность, благородного рыцаря, и дочь Констанцию, ей уже минуло десять лет, и ты легко представишь себе, какова она при таком отце. Но нашим соперником здесь выступает император Никеи, Иоанн Дука Ватац, ему уже за пятьдесят, но он охотно вступит в союз с Фридрихом, скрепив этот союз браком с Констанцией. Петр Акерович должен убедить швабского императора, описав Фридриху твои достоинства. Рядом с тобою, чистым, красивым, благородным, разумным юношей, Иоанн Дука всего лишь стареющий греческий сластолюбец. Он не в состоянии понять и поддержать великие замыслы Фридриха. Мы это сделаем, ты и я! И подумай о том, что ты сохранишь веру и притом познаешь столько нового, прежде неведомого тебе. Я знаю твою приверженность нашей вере, и ты не будешь поставлен перед выбором…
