Я выпрыгнул из кабины, Утенок подал мне мою убитую девочку, и мы побежали к зданию реактора.
— Ты знаешь, где там это оборудование? — спросил я на бегу. — Для консервации или заморозки.
— Да, посмотрел план, пока мы летели.
— Хорошо, надеюсь оно работает.
Мы подбежали к стеклянным дверям. Они были заперты. Я кивнул на двери Утенку и отвернулся. Раздались пистолетные выстрелы и звон разбитого стекла.
Как только мы вошли, дорогу нам перегородили два охранника из числа местных гастов. Два гаста — два выстрела. Мы даже не замедлили ход. Утенок бросил мне:
— Прямо коридору до конца, потом налево и еще раз налево. Третья дверь справа, — и побежал со всех ног вперед, скрывшись за поворотом. Вскоре раздались выстрелы.
Когда я с Ведьмочкой на руках нашел эту дверь, замок был прострелен, а дверь распахнута.
— Так, Фидель, клади ее вон на тот ложемент и снимай с нее все.
У меня почему-то тряслись руки, когда я раздевал бедную девочку, однако я старался не давай воли своим эмоциям. Утенок включал какие-то рубильники, нажимал кнопки на пульте управления, мне оставалось только верить, что он знает, что надо делать.
Наконец, я справился со своим заданием, и неожиданно худенькая и бледная девушка — ее зовут Ксения — лежала на своем ложе. В ее груди было три пулевых отверстия, но крови вытекло не так уж много. Наверно, это хорошо, если в подобной ситуации вообще есть что-нибудь хорошее.
Утенок нажал какую-то кнопку, и тело Ксении поехало под жужжанье сервоприводов в какой-то непонятный для меня агрегат, а потом опустилось в синюю жидкость. Она лежала за стеклянной стеной в кубе из толстых стеклянных стекол, а ее коротко стриженные волосы развевались под воздействием невидимых токов синей жидкости. Моя девочка лежала полностью погруженная в высокотехнологическую жидкую бирюзу с открытыми глазами, я верю, что ей снятся цветные сны, в которых она счастлива.
— Надеюсь, мы успели, — сказал Утенок.
— Надеюсь, — ответил я.
По моим небритым щекам текли слезы.
Утопающий в неприметной роскоши кабинет учреждения, не имеющего даже названия, на время превратился в некое подобие хирургической палаты. Главный в этом здании, и не только, опутанный проводами и трубками, лежал на каталке. Его референт склонился над ним с блокнотом и карандашом в руках, силясь разобрать в хрипе и сипении больного ценные указания:
— «Немодные»? Вы хотите сказать, что это немодные устройства? — он показал на агрегаты, обеспечивающие жизнедеятельность пациента. — Нет? А, немедленно! Понятно. А что — немедленно? «Операция», да. Но операция уже проведена, сэр. Другая операция? Если вы говорите о пластике, хирург уверяет, что швы практически не будут видны…
