Потрясатель Тверди | страница 13



, с восхода до восхода Таира. И еще открытая подорожная Конга. Пожизненно.

— А взамен?

— И взамен немало. Твоя спутница, светлейший Эак! Не спеши, светлорожденный! Здесь нет оскорбления чести! Она не жена твоя, не возлюбленная. Да, я прошу ее. На один нуттай. А взамен даю фэйру! Настоящую фэйру, аргенет. Фэйру, которая спит и видит волшебные сны, даже когда глаза ее открыты. И она будет покорна тебе! Власть моего мага, Срезающего Плоды, — на ней. Твоей, аргенет! Кто из высокочтимых предков сениора мог сказать о себе подобное? Взамен же — обычная женщина. Да, прекрасная, как цветок Сан-чи, но — лишь женщина! Мой личный маг (хотя, кто знает: может, это я — его личный Наместник?) сделает так, что она ничего не будет знать, ничего не будет помнить — только то, что внушит ей маг. Она вернется к тебе без малейшего ущерба, духовного или телесного. Вернется такой, какой ушла: чистой и прекрасной. Уступи моей прихоти, аргенет, — и ты получишь то, что желаешь: подорожную, фэйру, — и еще приобретешь друга, светлорожденный.

Эак повернулся к бассейну. Маленькая фэйра плавала на своем золоченом ложе. Кончики ее острых грудей выглядывали из воды. Так же как и нежное, с перламутровым отливом, лицо спящей принцессы из древней сказки.

— Ты щедр, светлейший! — сказал Эак. — Но мы, армэннис, не торгуем своими женщинами. Попробуй взять силой!

— Скучно, светлорожденный! — Наместник вздохнул. — Силой я мог бы взять ее и раньше. Слушай же: ты пришел в мой Дворец по своему желанию. Я рад. А теперь попробуй выйти из него — по своему.

— Ха! — сказал Эак, переводя взгляд с фэйры на хозяина. — Если ты надеешься на своего магрута, пошли за мной своих тагов: им понравятся его внутренности!

— Ну что ты, светлорожденный! Я слишком ценю этого раба. Он тебя не тронет. Он не тронет! — Наместник распахнул дверь, противоположную той, откуда они вошли. Губы Эака изогнулись в свирепой улыбке. Он молча вышел из комнаты. И он был счастлив! То, что другому показалось бы ужасным, было для Эака Нетонского излюбленнейшей игрой. Лишь когда подлинная опасность угрожала ему, по-настоящему жил Эак. Да, он любил искусство, женщин, род свой и землю Короната! Но еще больше он любил, когда Смерть шла по его следам. Он был воином. В этом были альфа и омега его существования.

Стремительно и бесшумно двигался аргенет по темным покоям Дворца. Узкие ноздри его втягивали воздух, белая полоса меча светилась во тьме. Он не знал, куда идет, но знал: даже огромный Дворец имеет пределы. Достаточно одного-единственного окна — и он будет на свободе. Мрак не смущал его. Как любой воин, он довольно времени провел, тренируясь с завязанными глазами, — тело лучше глаза чувствует, куда направить меч.