«Живи ты лет сто тому назад, — ты бы из нашего дома сделала Hótel Rambouillet», — говаривал ей муж.
Женщины ее круга тяготились обществом молодой княгини: «не правда ли, — говорили они друг другу, — при ней всегда кажется, будто находишься в церкви?»
Успех молодая княгиня имела огромнейший, но не на радость был он ей. Жизнь свою она находила донельзя скучной и шумной: ей казалось, что она постоянно на сцене, вечно окружена льстецами, лишена друзей, и — главное — никогда не бывает одна. Ничего не понимала она в светской жизни, а только недоумевала, почему людям угодно называть все эти утомительные упражнение — удовольствиями? Ей не оставалось часа времени для размышлений, свободной минуты для молитвы. Посреди самого блестящего общества в Европе, она чувствовала себя одинокой — словно птица в клетке; ей бы хотелось иметь друга, но для этого она бала слишком горда и слишком робка; женщины завидовали ей, — мужчины ее боялись. «Лесть и удовольствие утешают всех женщин, — почему не прибегните вы к нам?» — без слов говорили ей все и каждый, не понимая, до какой степени опасны подобные советы.
Бурный поток светской жизни уносить на своих, волнах счастье многих молодых женщин, подобно тому, как река в своем течение уносить плавающие на поверхности ее розовые лепестки; но, конечно, если лепесткам не удастся совладать с течением и они погибнут, то винит будут их, и все единогласно решат: «лепестки виноваты!» Сергей Зуров только тогда вспоминал, что он женат, когда лестные для его самолюбие отзывы о красоте жены долетали до ушей его, все свое время проводил он в обществе женщин, не стоивших ее мизинца; одну из них — Noisette, вульгарную, но красивую актрису одного из маленьких театров, он отбил у своего лучшего друга, другую — отличавшуюся смуглой кожей и толстыми губами, придававшими ей вид мулатки, — у богатого банкира; та и другая грабили его напропалую, но забавляли, а ему только это и требовалась.
Бывали, впрочем, минуты, когда эти милые особы надоедали Зурову, и тогда он бежал в изящный будуар своего старого друга, герцогини де-Сонназ, и там проводил целые часы в веселой, непринужденной болтовне.
Герцогиня была женщина лет тридцати трех; она принадлежала и по рождению, и по замужству, к двум древнейшим родам французской аристократии; ближайшие родственники ее совершали ежегодные путешествие в Фрошдорф; сама герцогиня находилась в числе немногих представительниц Сен-Жерменского предместья, удостоивших признать вторую империю. Не в ее характере было жертвовать собою и сидеть взаперти из-за какого-то призрака и какой-то лилии. Это была женщина, любившая роскошь и поклонение.
