Студент сжал руку в кулачок, махнул им энергически, как будто вколачивая гвоздь молчания вместо того, чтобы ставить точку в конце своей речи, и, не сказав ни слова, отошел к кружку, сидевшему за столом, на котором шипел уже самовар.
В это время задребезжал колокольчик у входа квартиры.
— Не почтальон ли? — сказал Михайло Аполлоныч, — Марфа, Марфуша! Да, где ж она?
Служанка, стоявшая за несколько минут недалеко в ожидании приказаний господ, на этот раз отлучилась.
— Петруша, — только что проговорила Левкоева, но студент, догадываясь, что Петруша не двинется со своего места, поспешил туда, откуда слышался звонок.
У входных дверей стоял Владислав. Он с усмешкой глядел на четверку в наборной, тяжелой сбруе с цветными бантами в гривах и холках и бубенчиками. «Уж не женихова ли? — подумал он, — должно быть какой-нибудь фат!»
Дверь отворилась, перед ним предстал студентик с вопросом, кого ему нужно.
— Ранеевых.
— Они в саду, пожалуйте, я провожу вас.
— Знаю я этот сад, — угрюмо процедил сквозь зубы Владислав и широкими, спешными шагами опередил своего спутника.
Когда он явился перед маленьким обществом в саду, в глазах его был какой-то демонический блеск, на губах демоническая усмешка.
Лиза при виде его изменилась в лице; рука, державшая чайник, из которого она наливала чай, задрожала. Это заметили Левкоева и Тони.
Стабровский и Сурмин встретились мимолетными взглядами и угадали, кто они таковы.
Сурмин мысленно признался, что сердце редкой женщины может устоять против обаяния его красивой наружности, в которой не было ничего женоподобного, как говорила бой-баба. Владислав подумал: «Это должен быть жених ее, не этот же военный молокосос и не этот цыпленок-студент. Ничего, мужчина хоть куда, может понравиться иной женщине».
Старик Ранеев по близорукости прищурился, приложил ладонь над глазами и, узнав Стабровского, насупил брови. Левкоева лукаво улыбнулась, на лице Тони изобразилось удивление: она давно не видала Владислава у Ранеевых.
— Я пришел поздравить вас с днем вашего ангела, Елизавета Михайловна, — сказал Владислав, подойдя с глубоким поклоном к Лизе, — и пожелать вам всего, чего вы сами себе желаете. Это поздравление банально — извините, я не приберу теперь лучшего. По крайней мере, верьте, оно от искреннего, преданного вам сердца.
— Благодарю, — могла только ответить Лиза.
Подойдя к Ранееву, он сказал:
— Я пришел проститься с вами, Михаил Аполлоныч.
— Куда это, батюшка, собрался? — спросил Ранеев.
