Очередь | страница 66



Валерий пришел, тут же поставил чайник на огонь, а Лариса подумала, что Стаса на кухню и батогами не загонишь. Впрочем, у него есть возможность не заходить на кухню, а у Валеры ее нет. В конце концов, она сама не пускает Стаса на кухню, хотя он в периоды трезвости не раз уверенно заявлял, что по-настоящему хорошую еду может приготовить только мужчина.

Вновь раздался телефонный звонок.

– Ну, у меня как в конторе.

– Это нормально. Если жизнь складывается нормально и правильно, то с годами сам звонишь меньше, а звонки в доме раздаются чаще.

– Извини. Пойду, узнаю, что за правильность этой жизни отрывает меня от чая.

Лариса захотела, чтоб позвонили из очереди и призвали их срочно объявиться. Зачем? Опять был деловой разговор.

– Нарциссовна, винца выпьем маленечко?

– Я же за рулем.

– Ваша законопослушность меня радует. Хотя я бы не пренебрег. Подумаешь, чуть пригубить.

– Я просто знаю результаты. Вижу на работе.

– Ну и прекрасно. Быть законопослушным и удобно и надежно.

– И вообще я зарок дала не пить за рулем.

– Ну, молодец! Доктор, ты мне нравишься. Соблюдение законов и есть послушание.

– Почему послушание?

– Откуда я знаю? Послушание и есть послушание.

– Все зависит от того, куда и как нас движет жизнь. Валерий разлил чай. Он был совершенно черною цвета, от чашки шел прекрасный запах, на вкус он, наверное, будет замечательно горчить. Лариса попробовала.

– Очень горячо. Подожду, а то вкуса настоящего не почувствуешь.

– Подождем.

Валера потянулся к ней и обнял.

– Я ж говорила, не надо было подниматься. – Лариса отвела его руки. – Житейский разум, называемый мещанством, оказывается, прав.

Валера в ответ снова обнял ее. Столь многословная реакция не делала ее отпор категоричным.

– Отстань, Валера. Оставь эти детские игры. Чай остынет.

Сказанные фразы делали ее отказ просто относительным.

– Сама говоришь, что чай не должен быть очень горячим. Вкуса не почувствуешь.

– Боюсь, что так он совсем остынет.

Она самонадеянная, Лариса. Но… Бог ей в помощь. Стас, наверное, спит. Принял, загрузился и спит. Он остроумен… Остер и умен, интеллигентен, эрудирован, мягок, добр… Все его любят, для всех хорош… Она тоже хороша… Для всех – это просто. Как вот для своих быть хорошим… хорошей. Лежит у себя в комнате на тахте… Спит. Хорош. Сейчас он для всех одинаков.

– И пусть остынет.

– Оставь, Валера, оставь. Ну что придумал! У нас дело важное. Вся жизнь впереди.

– Морген, морген, нур нихт хойте[1]

– Ох уж эти полиглоты… Мы не мальчики, не «фауль лейте