Мишкин остановился:
– Да вы не волнуйтесь. Там все в порядке. Язву уже зашили. Сейчас операцию кончают. Так что все в порядке.
– А я и не волнуюсь. Я знаю… – И смех его перешел в слезы. – А жить-то будет, товарищ доктор? Он у меня один. Я ведь другой раз из окошка, вон я живу где, напротив, смотрю из окошка – вы баллоны переставляете. Ну, думаю, сам на месте, все в порядке в больнице, значит. И за кислород не беспокоюсь. Значит, будет жить? Будет?.. – И он опять заплакал.
– Да. Все в порядке. Уже зашивают.
– А то у него ведь никого. Худой. Матка умерла наша. А жены еще нет.
– Все в порядке. Это язва. Жить будет, а живность нарастет. Идите домой, а завтра к нему придете.
– Ну спасибо, товарищ доктор, а то за тридцатку кто ж будет трезвым баллоны переставлять.
И он, наверно успокоенный, пошел куда то, может домой.
А Мишкин пошел в больницу, к семье, а потом, наверное, тоже домой.
Дома он играл с Рэдом, отвечал на Сашины вопросы. Часто не отвечал. Вопросов было много.
– Пап, а у Швейцера был кислород? Кто его подключал?
– А почему не было?
– А собака у него была?
– А что лучше – терапевт или хирург?
– А что важнее – сердце или легкие?
– А по русскому языку у тебя какая отметка была?
– А кто кроме Швейцера в Африке лечил?
– А сколько в Европе не хватает врачей?
– А что такое болезнь? А что такое здоровье? А собаки боль чувствуют? А можно оперировать без наркоза? А в театр со мной пойдешь ты или мама?
В театр пошел с ним Евгений Львович. Смотрели «Недоросль».
– Пап, а Фонвизин немец?
– Почему ты решил?
– А почему он Фон?
– А Фонтанов тоже должен быть немец? Я не знаю, кто предки у Фонвизина, но кровь его значения не имеет. Он писал на русском языке, думал о российских бедах и проблемах, – значит, русский.
– Пап, а если на такси ехать – географию тоже знать не надо?
– Пап, а мы придем домой, тебе из больницы будут звонить?
– Не знаю, Сашок. А ты не хочешь?
– Я не хочу, чтобы ты уезжал, а чтоб позвонили – хочу. Ведь ты им нужен.
Но в тот вечер из больницы не звонили, а когда Саша уснул, Мишкин позвонил туда сам.
Ему сказали, что в отделении все нормально, что он может продолжать спокойно отдыхать и что через десять часов они ждут его на работе.
– Галь, а ты мне карман в брюках зашьешь?
– Галя, а ты когда теперь дежуришь?
– А ты о Швейцере прочла книгу?
– Галь, а ты завтра когда приедешь?
– Галь, а кто из нас на родительское собрание пойдет?
– Ты мне, Женя, задаешь тысячу вопросов. Ну прямо как Сашка. А вот взял бы лучше паспорт завтра и пошел бы в милицию. Ведь два года уже, как ты его просрочил.
