Силуэт кумира
Репетиция новой эстрадной программы в огромном эстрадном театре "Эрмитаж", что в Каретном ряду. На сцене - куплетист Афанасий Белов. В яме - оркестр, он невидим - торчит только освещенная лампой голова дирижера. Белов под оркестр напевает куплеты:
Хоть я не иллюзионист,
Не модная певица,
Но все ж хороший куплетист
В хозяйстве пригодится.
Номер не получается. То ли куплеты не смешны, то ли оркестр давит исполнителя, то ли исполнитель не слышит музыку... Из темного пустого зала на сцену поднимается среднего роста старый человек в синем линялом берете и коричневом китайском плащике поверх скромного серого костюмчика. Скрипя туфлями на желтой микропористой подошве, человек подходит к микрофону, у которого растерянно стоит Белов. Это Леонид Осипович Утесов. Нет, он не режиссер этой программы и не участник. Он просто завернул на любимую эстрадную площадку во время прогулки, благо живет он рядом: на углу Каретного и Садового кольца.
- Нужен удар в оркестре! - говорит он дирижеру.
- Где? - спрашивает тот.
- После слов "не модная певица".
- Так? - переспрашивает дирижер после удара в малый барабан.
- Нет, - крутит головой Утесов, - нужна "бочка".
Музыканты зовут "бочкой" большой барабан.
Ухает "бочка".
- Теперь как надо, - соглашается Утесов и, повернувшись к Белову, продолжает: - А ты, Афоня, после этого держи паузу и концовку давай - а капелла. И так - каждый куплет.
Номер "поехал", "покатился". Утесов прослушал и ушел продолжать прогулку, как может уходить человек, сделавший пусть маленькое, но доброе дело.
Конечно, не всегда он был добрым. Дирижер и композитор Вадим Людвиковский, долго работавший в оркестре Утесова, рассказывал, как конфликтовал с ним, не соглашаясь с утверждением Леонида Осиповича, что "зритель всегда прав". Утесов требовал от дирижера "музыки, а не усложненности".
- По молодости я сопротивлялся и огрызался, - говорил много лет спустя Людвиковский, - а ведь он был прав: джаз должен быть прост и ясен.
Утесов был скор на остроту, на мгновенную характеристику. Был мастером импровизации, устной зарисовки. Его рассказы не были заурядной актерской самодеятельностью. Недаром Райкин в одной давней, еще не цветной, передаче по телевидению рассказал, какое влияние на него оказал Утесов. "Он делал тогда (до работы с джазом и песней) то, что я сейчас делаю", - говорил Аркадий Исаакович.
Силуэт Утесова был бы расплывчатым, не появись в окрестностях женщины.
