Борис Федорович встретил меня в залитой солнечным светом, уставленной вазами с цветами и каслинским литьем гостиной, - огромный, в белой рубахе навыпуск - и указал рукой на стул. Я сидел и вертел в руках сценарий, готовясь к вступительной речи, а он лукаво, как мне казалось, рассматривал меня. Молчание затянулось, и Андреев поощрил меня:
- Ну, говори, Леня, говори. Я с твоим тезкой и учителем Леней Луковым всегда договаривался.
Его замечание раскрепостило меня, и я приступил:
- Сценарий этот, Борис Федорович...
- Ты вот что, - перебил меня Андреев, - не волнуйся. Оставь мне сценарий. Я прочту. И если соглашусь, сделаю тебе роль в картине. Знаешь, как я работаю? Я живу со сценарием месяц, другой. А потом прихожу и играю. Ты не волнуйся, Леня. Если соглашусь - все будет в порядке!
Сообщалось все это ласково, покровительственно, но не совсем, мягко говоря, меня устраивало.
- А что я буду делать? Может, мы вместе?
Борис Федорович уловил в моих словах запальчивость и громко рассмеялся.
- Не доверяешь?
- Ну почему... - замялся я, - но лучше, если мы...
- Ты оставь сценарий, а потом мы решим, как быть. - Борис Федорович снова стал иным - суровым, даже мрачным.
Не могу сказать, что встреча эта принесла покой, а к следующей, уже на "Мосфильме", меня просто трясло, и не только меня - у Георгия Тараторкина, который должен был стать партнером самого Андреева, дрожали коленки. Как прошла репетиция? Я открываю свою записную книжку того времени, после первой репетиции записано: "Б. Андреев - актер чуткий, тонко слышащий, умный, но - по каким причинам, не берусь судить, - отвык адекватно выражать накопленное. Постоянная тяга к преувеличению в походке, жесте, голосе".
Я ничего этого не сказал тогда актеру, но следующую репетицию назначил с видеозаписью. Каждая прикидка фиксировалась на видеопленку и тут же прокручивалась для артиста. И Борис Федорович к концу этой репетиции нашел камертон меры и правды. Больше к этому вопросу мы не возвращались. Предстояло не менее важное - оснастить фигуру будущего героя личным андреевским, из его кинобиографии, на это и был мой расчет - ни слова о далеком прошлом, но зритель должен понять, что Друянов - Андреев родом от Балуна из "Большой жизни", от Саши Синцова из "Двух бойцов" и другим быть не может, таков его направляющий стержень. Нелегко было актеру проложить протоки к образам тридцатилетней давности - у него была уже другая психофизика, но Борис Федорович преодолел ее силой таланта - становился в сценах, требовавших того - озорного, ребячливым.
