Истоки американских студенческих братств берут начало в Вильямсбурге (штат Виргиния), где в 1776 году образовалось первое тайное общество «Фи–бета–каппа» (в переводе с греческого означает «мудрость — руководительница в жизни»). Сегодня членство в этом братстве является почетным и предоставляется только за выдающиеся успехи в учебе и особенно в послеуниверситетской карьере. Общество же «Сигма–фи–эпсилон», к которому принадлежал мой знакомый из шахматного клуба, самое типичное для американских университетов. В наставлении для новичков, которое он мне дал посмотреть, читаю: «Заводите друзей везде — в классе, университете, городе. Никогда не упускайте случая установить новое и нужное знакомство. Не выходите из аудитории в одиночку, делайте так, чтобы кто–то всегда составлял вам компанию. Каждый ваш новый приятель должен представлять интерес для нашего братства. Приглашайте почаще к себе и некоторых преподавателей. Помните: братство поможет вам добиться больших успехов везде и всюду, где бы вы ни оказались». И дабы не оставлять сомнений относительно значения слова «успех», вслед за «клятвой верности братству», которую приносит каждый новый член, в наставлении следует список крупнейших банкиров, промышленников, издателей, владельцев газет и журналов — членов «Сигмы–фи–эпсилон».
Помимо обязательства всегда помогать друг другу братья клянутся в верности «законам страны и общества», которые, как указано в наставлении, «полностью отвечают законам братства». Члены этих обществ обычно занимают ключевые посты в университетских организациях, более активны в студенческом самоуправлении и даже в спортивных командах. Махровый реакционер сенатор Барри Голдуотер назвал братства «надежным бастионом американской демократии». И он был безусловно прав, ибо они представляют собой клубы, открытые для наиболее обеспеченной части студенчества, куда отбираются по политическим убеждениям, расовым и социальным признакам.
В процессе самовоспроизводства элиты на начальном этапе студенческие братства играют очень важную роль наряду с частными школами, пансионами, наиболее престижными университетами. Не случайно же в свое время на заре конькобежного спорта в Королевстве Швеции сложился такой негласный порядок: если на дорожке стартовал барон, судья пускал в ход секундомер лишь спустя две секунды, для графа устанавливали фору в четыре, а для принца в восемь секунд. Нечто похожее происходит и в сегодняшней Америке, где преимущества образования «на старте» облегчают и дальнейшее восхождение к вершине социальной пирамиды. Систему передающихся по наследству дворянских рангов и титулов успешно заменили одиннадцать самых привилегированных университетов. Так, например, более двух третей студентов Принстона — выпускники частных школ, четверо из пяти руководителей ведущих корпораций получили диплом в Гарварде, Йеле и им подобных, где стоимость полного курса обучения составляет, по меньшей мере, шестилетний заработок среднего рабочего. В этих своего рода придворных салонах не только дают нужные знания, но и прививают «хороший тон», особую манеру поведения, по которой можно сразу отличить их выпускников.
