Решимость самого Тиберия уйти от дел военных и державных была сильна невероятно. Он не только не остановился перед нанесением очевидной обиды Августу, он пренебрег мольбами матери. Ливия умоляла сына остаться в Риме, прекрасно понимая, чем его отъезд может обернуться. Нам, знающим дальнейший ход событий, может представляться, что возвращение Тиберия в Рим, восстановление в прежнем статусе и блистательная перспектива стать во главе империи по смерти Августа, были в любом случае предопределены. Но ведь это совсем не так. События могли пойти иным чередом, недоброжелателей в Риме у него хватало, потому могло оказаться, что возвращаться Тиберию не пришлось бы. Справедливо будет сказать, что поступок его был и решительным, и не лишенным безрассудства, и просто крайне рискованным, лишающим его надежд на успешное будущее. И уж менее всего в нем стоит искать умильное великодушие в отношении молодых Цезарей, коим, видите ли, не хотел он быть помехой в их светлом будущем наследников Августа. Позднее, конечно, в свое оправдание он именно эту причину будет указывать, да еще и покойного тестя Агриппу в качестве образца приплетет… но в момент решительного отъезда не о великодушии он думал, да и любить детей нелюбимой супруги от предыдущего мужа было ему не за что. Эту причину своего отъезда из Рима Тиберий позднее сочинит для истории. Веллей Патеркул, его преданный поклонник, в своем историческом труде, во времена уже Тиберия — правителя Рима написанном, добросовестно такую версию и изложит: «В скором времени Тиберий Нерон благодаря двум консулатам, стольким же проведённым триумфам и совместной трибунской власти сравнялся с Августом, стал самым выдающимся из граждан, кроме одного (и то потому, что так хотел), величайшим военачальникам, значительнейшим в славе и удаче, воистину вторым светочем и главою государства. Когда Гай Цезарь одел мужскую тогу, а Луций уже созрел для нее, он в силу некоей удивительной, невероятной непередаваемой почтительности, причины которой едва ли были понятны, попросил у тестя и отчима отдыха от непрестанных трудов, — на самом деле он скрыл причину своего намерения — собственным блистательным положением не препятствовать возвышению юношей в начале их пути».>{92}
Эта трактовка причины отъезда из Рима Тиберия безнадежно далека от жестких реалий действительных событий, толкнувших второго человека империи на добровольное изгнание. Нельзя забывать, что изгнание для римлян было жесточайшим наказанием, пусть даже изгнанник оставался в пределах римских владений. А здесь человек идет на это добровольно. Более того, готов уморить себя голодом, если ему воспрепятствуют в осуществлении его намерений. Тиберий голодал четыре дня, пока не сломил сопротивление отчима и матери. Мера, конечно, непростительная, но ведь противостоял он Августу и Ливии, людям незаурядным, с огромной волей и не любящих чужой воле повиноваться. Голодовка свидетельство крайнего обострения отношений Тиберия с отчимом — императором и матерью. И то, что они восстановятся, в те дни явно не было гарантировано и уж тем более предопределено.
