Благодаря лепешкам и их любви к музыке человечество вырвалось наконец из Солнечной системы и добралось до звезд. Лично я тоже оказался в выигрыше: межзвездные путешествия — мое ремесло.
Но существовала и загвоздка. Заключалась она в том, что звездным меломанам требовалась не просто музыка. Вернее, не она одна. Вот почему мы не могли обойтись без ответственных за музыку, вроде Джимми. Слушание для них было не просто приятным времяпрепровождением, а напряженной работой. Ответственный был обязан откликаться на каждую ноту, паузу, крещендо, целиком отдаваться музыкальным переживаниям, сливаться с музыкой.
Эксперты условно окрестили это малопонятное явление «психостерео». По одной из гипотез, лепешкам нравилось получать музыку, так сказать, в процеженном человеческим сознанием виде. Настрой, своеобразный призыв, предшествующий первым аккордам, эти создания улавливают телепатически, ибо до того, как они обернут корабль, космический вакуум не позволяет им слышать звуки.
Что бы ни стояло за всем этим процессом, суть сводилась к тому, что лично я для этой работы не годился. Билко и Ронда — тоже. Все мы, разумеется, любили музыку, но у нас были в полете и другие обязанности. А отвлечься было категорически нельзя: лепешка-«носитель» тут же исчезала, корабль зависал в пространстве и был вынужден подманивать новую.
Само по себе это не представляло проблемы: в межзвездном пространстве всегда хватало лепешек, дожидавшихся, чтобы их развлекли. Трудность была в другом: требовалось знать до минуты, сколько времени длилось путешествие. Лепешки развивали такую скорость, что минутная погрешность превращалась в значительный недолет или перелет по отношению к намеченной планете.
Потому мы и не можем обойтись без Джимми или ему подобных субъектов. Собственно, без них межзвездные путешествия были бы невозможны. Остальным, то есть людям вроде Ронды, Билко и меня, оставалось только поддерживать их жизнедеятельность да заполнять в конце пути многочисленные бумаги.
Из раздумий меня вывел голос Билко:
— Все как будто в порядке, — сказал он и извлек из кармана рубашки колоду карт. — Перекинемся?
— Нет, уволь. — Я с отвращением покосился на карты. Билко называл эту колоду счастливой, однако в последнее время он терпел от нее одни лишь неприятности. Мне то и дело приходилось усмирять его случайных карточных партнеров, отказывавшихся верить, что победы Билко объясняются исключительно феноменальной удачливостью.
