— Ты, с-стерва… — выдавил Гиена. Он тут всерьез зарекается не губить зверей, а эта тварюга за спиной хихикает!
— Но-но! — Росомаха отпрянула гибким движением. — Ведь обещал зазря не трогать… Я ведь… м-да… по следу пришла, на два словечка…
— Ну?!
— Ну, раз уж так… — Она поискала глазами вверху что-то такое, чего там отродясь не было. — Короче, мы в расчете, да? Ты не в обиде? Ты что, — разъярилась вдруг она, — в натуре ждешь, чтоб я тут извинялась?!
— A-а, ты насчет ножичка, — процедил Гиена, нехорошо улыбаясь. Нож Росомахи он помнил — совсем недавно она так близко его показывала, что любой суд признал бы это за угрозу оружием. — Я принимаю извинения только в письменной форме, но для тебя сделаю исключение. На колени — и в голос.
— А хи-хи не хо-хо?! — совершенно взъерепенилась Росомаха. — Иди ты в баню!..
— Только с тобой, — схамил Гиена — и едва не пропустил удар ногой. Обиженная лесная деваха била не шутя, в полный контакт, но и Гиена знал кой-какие блоки и выпады, так что махала Росомаха в основном по воздуху, в котором изредка мелькал Гиена.
— Вертлявый! — фыркнула она, отпрыгнув и опять приняв стойку.
— А то! — в тон ответил Гиена.
— Заболталась я с тобой. — Стойка единоборца плавно сменилась у Росомахи стойкой манекенщицы. — Чао, придурок!
— Про должок не забудь! — бросил ускользающей тени Гиена.
* * *
Эве пригодились скудные познания по доврачебной помощи — там, где Бобр пользовал раненых, она лишней не оказалась. Нашлись для нее и стоптанные кеды, и брюки (Слону впору), и рубашка с отпоротыми рукавами, ожидавшая разжалования в половые тряпки, но это все же лучше чем ничего.
Только она наметилась упасть куда-нибудь мешком и задрыхнуть, как вдруг, будто чертик из шкатулки, перед ней выскочил запыхавшийся Волчок, от неудержимой радости скалясь широченной улыбкой и откровенно горя счастливыми глазами.
— Ну, ты! — он не нашел других слов для приветствия. — Как сама-то? Слышь, у меня кофе есть, горячий — хочешь?
Словно не дрались над Псом, и фляжку не он ей швырял!.. Но встреча была так приятна Эве, что и ее радость открылась навстречу легким, слабым, светлым смехом усталого человека, и она качнула головой — пойдем!..
Кофе и впрямь оказался огненным, а заварен был — чтоб мертвого поднять. Эва, обжигая губы и пальцы, пила маленькими глоточками из крышки термоса, а Волчок говорил быстро, будто боялся, что в паузе она скажет что-нибудь наотрез:
— …ты понимаешь — наши стали сюда просачиваться! Мало, правда, пришло, но команда подбирается — на отрыв! И оружие подтаскивают — вон Вук, наш родич с Боснии, чего-то приволок такое… — Он показал руками, как рыбак — сорвавшуюся щуку.
