…все начинается сразу и как бы из ничего; во всяком случае, без привычного нам, скажем, по центру Русской равнины, запевно-вкрадчиво или шелестяще мышиного перебега-трогания первыми каплями крыши; нет, — гигантская по толщине пластина воды бесшумно проламывает сажевую густоту ночи, и ночь в этом месте, ей-богу, бледнеет; затем откуда-то из-под водяного упора задушенно выплескивается нелепый, но ранящий ухо звук; может быть, он и походит на разрубленный вскрик, потому что происходит это мгновенно, не сообразишь, а потом, тут же, все забивает неизъяснимый, сплошной, стадионный ор, и автоматные выстрелы в нем наверняка сотрутся — будто бы их и не было вовсе…
А вот они-то как раз и были. Были. И услышал я их в себе еще задолго до отлета в Никарагуа, только получив известие про возможный вояж за океан. Причем услышал столь отчетливо и громко, что, увлекаясь, даже разгадывал по очередям характеры стреляющих:
…длинные, сжирающие весь магазин, шли из темноты, со стороны нападения. Их отправляли в ночь не знающие о патронной нужде и знающие, что такое страх. Страх и давил, давил на спусковые крючки автоматов. Пули, бесприцельно раскидываясь, шипели в дожде, с хлюпаньем всаживаясь в мокрые деревья, в мокрую землю и в мокрых людей обороны.
Отсюда, по вспышкам, волчинно проблескивающим сквозь стенку дождя, огрызались короткими, думающими очередями. Оборона считала патроны и не считала себя. Кто-то уже перестал жить, не зная об этом. Остальные жили только одним: не пропустить атакующих к озеру — там госпиталь…
Вымысел торопился. Он вел этот бой по каким-то своим, странным законам незнания. Ведь сам-то я в это время был в десяти часах разницы от Центральной Америки, узнавая о ней только по газетам, радио да программе «Время». Я ходил по Москве и под Москвой, стоял в очередях, звонил, встречался, расставался, спорил, переживал, думал, а первые гранаты вторжения уже летели к крайним госпитальным палаткам, и теперь меня буквально преследовало мучительное видение:
…дождь, взрывы, гарь, крики и… отползающий, отползающий на одной руке раненый… За ним, рывками, на медленно разматывающем тонкую белизну бинте утягивались в темноту клочья пижамной брючины и тяжело загипсованная нога…
В военно-полевом госпитале сандинистской Народной армии на берегу озера Апанас среди гор департамента Хинотега это видение перечеркнулось уже не придуманным, а живым страданием четырнадцатилетнего Санчо Лопеса Круса. Мальчишку доставили в госпиталь с тяжелейшим огнестрельным ранением. Пуля, вырвавшаяся из автоматного ствола, прошила тело, войдя под правую руку и покинув над правой лопаткой.
