– Скажи, что папа не пришел. Пусть узнает, что случилось.
Белла, к тому времени работавшая инженером в строительной организации, первым делом отправилась на завод.
– Эпштейн задержан за хищение куска кожемита, – сказали ей там. Белла попросила разрешения поговорить с отцом. Ей разрешили. Отец рассказал, что увидел тот кусок лежащим в грязи на территории завода и поднял его, подумав, что пригодится ботинок Борьке отремонтировать – сын давно уже ходил с оторванной подошвой. Нес находку, не скрываясь, поскольку на заводе кожемит не производили, и был задержан.
– Борька босиком практически ходит. Неужели, лучше пусть в грязи тот кожемит сгниет? – возмущался отец.
С завода Белла помчалась к начальнику своего стройуправления Кадырову. Чуть не плача, изложила все и попросила помочь.
– Не плачь, – успокоил Кадыров. – Сейчас поедем, и выпустят твоего отца.
И действительно, через двадцать минут после их приезда на завод нашего отца отпустили. Но он никак не хотел уходить, все требовал, чтобы партком вмешался:
– Это же бесхозяйственность! Почему нельзя выставить отходы для людей? Глядишь, кому-то бы еще пригодились для дела.
Как я уже говорила, вначале отец устроил меня через райком комсомола на одеяльную фабрику «Итифак». Потому что надо было где-то получать хлебную карточку. На иждивенческую карточку давали 400 граммов в день.
– А вона кака кобыла. Яки четыреста грамм? Накормишь ее? – рассуждал отец.
Да еще и не каждый день хлеб давали – день есть, день нет. Приходишь в магазин, очередь занимаешь в ночь, на ладони пишешь чернильным карандашом номер. А утром магазин открывают и объявляют:
– Считайте на шестьдесят человек.
А очередь уже человек двести. Счастливцы хлеб получали. Прямо в магазине им нарезали пайки по 400 граммов. И если тебе повезло – деньги заплатил, пайку взял, – то дай бог ноги.
На фабрику я ходила через переезд. А там находился отдел кадров железной дороги. Я внимания не обращала на него. Попадалась иногда навстречу русская девочка, я с ней здоровалась. Оказалось, она инспектором в отделе кадров работала. А начальником у нее был военный летчик после ранения. И вот иду я как-то на работу и вижу возле дверей отдела кадров четырех женщин. Из любопытства подошла и спрашиваю:
– А что вы тут стоите? На работу устраиваитесь?
А сама уже вижу на дверях объявление: «Требуется диктор на вокзал Коканд. Знание узбекского языка обязательно». У этих женщин, оказывается, была привилегия – мужья на фронте, а дети – с ними в эвакуации. Но никто из них не знал узбекского языка. Стоят они, впечатлениями обмениваются.
