— Ну да! А что? Да тебе самой, скажи, разве не интересно было бы — влюбить в себя Михаила Горелова?.. Он ведь у нас красавец, да и вообще — звезда...
— Вань, ты серьезно? — тихо спросила она, вставая. Ему не совсем понравился взгляд, каким она при этом его окинула.
Но он быстро ответил:
— Абсолютно. А я бы тебе помог...
Варвара молчала. Иван ждал ответа. Его ноги приятно щекотал теплый сквозняк — через открытое окно в кухню струился чистый утренний воздух. Он удивительно густо пах морем.
— Ну а как быть с его женой?
Это она произнесла через минуту уже совсем другим тоном — тоном сломавшегося робота.
— А что с женой? — не понял Иван. Он иногда очень успешно прикидывался идиотом.
— Ну, он ведь женат?
— А при чем тут жена?
Во время этого короткого диалога она стояла спиной к окну, неотрывно и внимательно смотря на Ивана и, видимо, пытаясь понять, шутит он или говорит серьезно. В результате он перестал разглядывать кухню и тоже прямо и серьезно посмотрел на нее, когда она задала свой последний вопрос, еще недоверчиво, но скорее насмешливо:
— Ты так циничен?
— А ты нет? — в точности повторяя эту интонацию, мгновенно парировал Иван.
По тому, как она отвернулась, резко подняв руки и утопив пальцы в белоснежной пене волос, он понял, что ничего не выйдет, и, сильно испугавшись чего-то, сразу пошел на попятный:
— Нет, ну, не хочешь — как хочешь. Я ведь только...
— Ну отчего же. Я попробую, — неожиданно согласилась она.
И снова посмотрела на него, но только уже не в лицо, а почему-то на руки и плечи. От этого стало не по себе — он вдруг поймал себя на том, что почти видит, как вокруг нее формируется тонкая, словно целлофан, но такая же непромокаемая стена. А она продолжала говорить, задумчиво обращаясь к его рукам:
— Что ж, это даже любопытно... Я попробую, только...
Она резко замолчала.
Иван обернулся.
На пороге кухни стоял Мишка — заспанный, взлохмаченный, с заметными мешками под глазами. Они так нравятся женщинам, потому что делают его похожим на уставшего, разочарованного жизнью романтика. А женщинам ведь только этого и подавай — каждой дуре кажется, что она, и только она способна зажечь давно угасший огонь в этих томных очах!
— Привет. — Его улыбка или то, что в то время называлось улыбкой у Мишки, была обращена ко всем и ни к кому.
— Опять едите?
— Да.
— Нет.
— Иван ест, я курю, — уточнила она и, быстро переглянувшись с Иваном, спросила: — А ты будешь завтракать?
— Буду, — равнодушно отозвался Мишка. Он прошлепал мимо, сонно почесываясь и обдавая их свежим запахом зубной пасты.
