Зной целодневный угас; промелькнул бледно-матовый вечер,
И на страну каменистую, всю раскаленную зноем,
Ночь опускает покров освежающий, светлый, широкий…
Тихо; на яркое небо, как будто на доброго друга,
Смотрит задумчиво око страны – Галилейское море.
Дружно его обступили высокие старые горы,
Словно бы вместе с ним думают крепкую, долгую думу,
Вместе сличают судьбу настоящую с прежнею долей.
Словно тоскуя о днях благодатных, навеки минувших,
К небу безмолвно они поднимают вершины,
Будто желают проникнуть, куда же незримо сокрылся
Тот, Кто любил их когда-то, на них восходил помолиться!..
Тягостно жить лишь прошедшим, но горы угрюмо-безмолвны;
Только лишь на море стонут чуть слышно и мечутся волны:
Пусты лежат берега их прекрасные, пусты, печальны;
Все города их – в развалинах жалких, заросших, забытых.
Нет и следов, что здесь жил, и учил, и спасал человека
Кроткий, сладчайший Учитель, неслыханный миром от века!
Больше, чем где-либо, здесь утешал Он страдальца земного
Всей благодатию слова и всею любовью сердца.
Тихо растроганный, я погружаюсь в минувшее время;
Здесь и доныне как будто бы веет незримо былое:
Много видений святых, умиляющих сердце, проходит,
Ярче ж всего мне рисуется утро из дней Воскресенья.
Свет едва брезжится: прячутся звезды; восток уж алеет;
