Штраф снимался по первому ранению. Или, гораздо реже, по отбытию срока. Бывало, вслед раненому на имя военного прокурора посылалось ходатайство о снятии судимости. Это касалось главным образом разжалованных офицеров, но за проявленное мужество и героизм иногда писали и на уголовников.
Очень редко, и, как правило, если после ранения штрафник не покидал поле боя или совершал подвиг, — представляли к награде. О результатах своих ходатайств мы не знали, обратной связи не было…Штрафники — не агнцы божьи. И в руках у них не деревянные винтовки. Другое дело, что командир роты имел право добавить срок пребывания в роте, а за совершение тяжкого преступления — расстрелять»[18].
Можно привести и еще одну, и две, и добрый десяток оценок приказа № 227, и штрафных подразделений, но, опять же, мы упремся лишь в подтверждение истины (ставшей главным мифом о штрафбатах и штрафротах — жизнь и боевая обстановка диктовала свои «правила игры», порой очень далекие от приказов и положений).
* * *
У каждого солдата, прошедшего войну, своя правда, свое мнение, свои оценки не только того, что происходило на фронте, но и того, как функционировала армия, насколько соответствовали реалиям те или иные приказы командования. Жаль, что мало сохранилось истинно солдатских мемуаров, а уж те, кто прошел сквозь штрафроту простым солдатом… Они и не спешили, не стремились оставить в назидание потомству свои воспоминания. О чем было писать? О том, как пережить первый бой, как заслужить «прощение» малой кровью, не дожидаясь положенных трех месяцев… Как, как, как..
На самом деле все было просто, и в этой простоте крылась вся страшная правда как войны, так и штрафных подразделений — надо было выжить в этой мясорубке, но выжить, победив врага. Все, по крайней мере до взводного-ротного включительно, знали, что в армии несправедливости больше — для кого война, а для кого «мать родна». Кто-то защищал Родину, а кто-то стремился подняться по карьерной лестнице, сбивая по пути более талантливых, но менее расторопных, а кто-то просто набивал карман.
Штрафное подразделение — вещь действительно объективная, особенно в условиях военного времени, но превращать его в некое исчадие ада?
В российской военной истории (да и в мирное время) то или иное явление, создаваемое, как казалось, во благо государства, оборачивалось в нечто совершенно невообразимое, ее страницы пропитаны (именно пропитаны) кровью сограждан и наплевательским отношением к другим (8 рублей 50 копеек в месяц).
