— Мой шеф стал ухаживать за мной, а я не принимала этих его ухаживаний. — Она сказала все это на одном выдохе. Потом бросила быстрый взгляд на Джека и принялась торопливо рассказывать дальше, словно была уверена в том, что если остановится сейчас, то уже никогда больше не осмелится вернуться к этой теме.
— Так продолжалось какое-то время. И каждый раз, когда… Я вежливо отказывала ему, и с каждым разом этот человек становился все отвратительнее. Мне тогда казалось, что после очередного моего отказа, он набрасывался на какую-нибудь другую женщину.
Эйприл быстро наклонила голову и закрыла лицо ладонью. Когда она возобновила свой рассказ, ее голос стал немного мягче, но в нем проскальзывали стальные нотки, пронизывающие холодом.
— К сожалению, так оно и было. Однажды во время обеденного перерыва, я зашла в туалет и обнаружила там одну из своих сотрудниц всю в слезах. У нее была чуть ли не истерика.
Эйприл сделала глубокий вдох и повернула к нему лицо. Оно сильно побледнело, а глаза были какими-то опустошенными.
— Он изнасиловал ее. В своем кабинете. Повалил на пол и… — Она захлебнулась рыданием, и фраза оборвалась.
Джек попытался притянуть ее к себе, но она резко оттолкнула его. Когда она заговорила снова, ее взгляд был жестким и злым.
— Я настаивала на том, чтобы она подробно рассказала мне, что случилось, и убеждала, что вместе мы сможем уличить его в преступлении. Но она отказалась. Боялась опозорить свою семью и потерять работу.
— И что же ты сделала?
Она продолжала, как будто не слышала его, но Джека это не обидело. Он знал, что холодная ярость в ее глазах предназначалась не ему, а тому сукиному сыну, у которого она работала.
— Я рассказала о его домогательствах отцу. Разумеется, я должна была сделать это еще раньше, но я думала, что смогу справиться сама. Мой шеф был другом моего отца, и поэтому мне не хотелось огорчать папу. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что ко всему прочему, мне просто было стыдно, словно в этом была и моя вина.
Джек хмыкнул, выражая таким образом свое отношение к ее последним словам, и Эйприл посмотрела на него. Внимательно посмотрела в первый раз за все время их беседы.
— Ты должен понять, что мой отец — человек старой закалки, приверженец старой школы. О да, он уважает женщин… если они во всем с ним соглашаются. Моя мать умерла, когда я была еще подростком, и он постоянно ставил мне ее в пример. Мама тоже была воспитанницей старой школы, которая учила, что единственным предназначением женщины является забота о муже, которому нужно всячески угождать, о семье и о доме — именно в таком порядке. Можешь себе представить, что мы очень часто ссорились из-за этого. — Она позволила себе слегка улыбнуться, но улыбка эта была мимолетной. — Теперь тебе должно быть понятно, почему я молчала. Но после того, что случилось с Франни, я уже не могла молчать. Я чувствовала себя виноватой в том, что не рассказала о его мерзких домогательствах раньше.
