– Наверное, вера в Бога помогала вашим родителям преодолевать трудности в столь сложное время?
– Конечно. Помощь свыше приходила неоднократно.
Когда мы получили вербовку, папа ничего об этом не знал. А мы не знали, где он. Мы уехали из Вольска, и нужно было нам в Аткарске (Саратовская область) пересаживаться на другой поезд. А документ, по которому мы должны были доехать до Москвы, действовал всего десять дней. В Аткарске мы в течение нескольких дней не могли сесть на поезд – нас выкидывали из всех вагонов, потому что мест не было. Никаких. И вот наступил последний день, когда можно было уехать, стало ясно: если сейчас не сядем, то не уедем вообще. И тут прибежал начальник вокзала, говорит маме: «Где ты есть?! Вот как раз сейчас – поезд. Давай иди!» Мама смотрит, а у нее нет документов. Она все где-то выронила. Но она взмолилась Николаю Чудотворцу, и в тот же момент услышала сзади: «Твои?» Оборачивается – стоит старичок и протягивает ей ее документы. Даже не раскрытые. Она хотела поблагодарить старичка, а его уже нет!
И вот нас пустили в поезд, в первый же вагон. Я помню это счастье, когда мы вошли туда. В первом же купе мама поставила свои вещи и шлепнулась или на пол, или на эти вещи… На верхней полке лежал молоденький офицерик раненый. И нас с сестрой этот офицер взял к себе наверх и кормил сахарным песком. Помню, это было замечательно!
Дальше мы едем, а у мамы поднимается температура. Очевидно, сказались все эти передряги, а может быть, и простуда… Во всяком случае она почувствовала, что ей плохо, и неизвестно, как она доедет. А если и доедет до места, куда мы направлялись, то высадят ночью и ее в больницу отправят, а нас – в детские дома, может быть, и в разные, и никто об этом не будет знать: ни тетки, ни папа. Никто не знал даже о том, что мы выехали из Вольска. В общем, она, конечно, просила помощи. Молиться мои родственники умели! Она просила помощи и с ужасом ждала того часа, когда будет эта самая станция, на которой полагалось выходить. В шесть часов утра ее разбудила проводница и стала просить прощения: «Я проспала вашу станцию. Придется вам выходить в Раменском». Мама ее поблагодарила, и мы вышли в Раменском. Сели на электричку и доехали до Кратова. В общем – милость Божия. Когда мы ранним утром предстали перед тетками (и бабушка была еще жива), они нас не узнали: мы с сестрой, понятно, выросли, а мама выглядела как сгорбленная старушка.
Некоторое время мама болела. Но когда встала, поехала в Москву и устроилась охранником в ЦАГИ (Центральный аэрогидродинамический институт им. профессора Н. Е. Жуковского) – стеречь туполевские самолеты. Однажды даже поймала воришку. Кроме того, она устроилась на несколько фабрик, где разрисовывали абажуры. Из великолепного парашютного шелка делали абажуры, и их надо было расписывать. Вот этим мама и занялась. Какое-то время мы принимали участие: если она рисовала, скажем, розочку, то мы с сестрой могли раскрасить листик. И вот однажды она с этими абажурами ехала на фабрику, куда надо было их сдать, у нее было два «столба» с этими изделиями (абажуры складывали один в один, и получался такой «столб»). И когда она должна была выйти из электрички, ее кто-то схватил за шею, она потеряла сознание, и ее выбросили из вагона. Правда, на нужной станции. Но она и в этот раз успела взмолиться Николаю Чудотворцу. Очнулась на пустом заснеженном перроне, рядом стояли два «столба» с абажурами. Никого не было, только старичок – все тот же самый. Спросил: «Твои?» И исчез. Следов не было.
