Сильные, темные волосы нежданного гостя колыхались под ветром, как некошеный луг. Причудливым образом сливалось в его лице мужская суть и женские черты: дивные оленьи глаза, мягкие губы в полуулыбке, изящный нос и столь совершенный овал лица, словно бы примерялся Творец вдохнуть в сего человека женскую душу. Но нет, за девицу он не сойдет, хоть в сарафан его ряди! Каменный, округло-твердый подбородок, высокий смелый лоб и до того уверенный в себе взгляд, каким ни одна женщина на свете не взглянет. Что-то дрогнуло в душе Василисы и пригрезилось ей на миг, что, подойдя, сей человек, не спросив на то дозволения, обнимет ее молча и крепко, раскроет ей губы поцелуем и увлечет в пещеру на каменное ложе. Поднесла она руку ко лбу и с силой отерла лицо, точно снимая наваждение.
Офицер тем временем приблизился и склонился в красивом поклоне. Росту был он среднего, а сложения – плотного, однако двигался чрезвычайно грациозно и тем напоминал лицедеев, что Василиса первый и последний раз в жизни видела в день батюшкиной кончины.
– Здравствуй… пустынница! – произнес он с улыбкой.
– Здравствуйте, ваше благородие! – еле выговорила Василиса сухими, как песок, губами.
Жгучий стыд объял ее, впервые за все это время. Донельзя устыдилась того, чего не стыдилась прежде: черных от пыли обмоток у себя на ногах, изношенной рубахи с оторванными выше локтя рукавами и еще того, что с самой масленицы не гляделась она в зеркало.
– Вижу, правду говорили наши гарнизонные дамы, – продолжал офицер. Ласковый был у него взгляд и веселый.
– Что же они говорили?
– Что объявилась в горах отшельница самой праведной и строгой жизни.
Внешне был офицер почтителен, но мягкие, упругие губы его так и готовы были дрогнуть в улыбке, будто не верил он ни единому слову, которое произносил.
– Да я не то чтобы отшельница… – пробормотала Василиса.
– Кто же ты?
– Вот живу тут по милости Божьей, – уклонилась девушка от ответа.
Офицер промолчал, но можно было биться об заклад, что про себя он подумал: «Любопытно!»
– И каково тебе тут живется? – спросил он чуть погодя. – Чем питаешься? Поди, акридами и диким медом[4]?
– Если б медом! – с горечью вырвалось у Василисы. Голод, на время притихший, вновь дал о себе знать.
Офицер посерьезнел. Окинул внимательным взглядом убогую пещеру, истонченное долгим постом Василисино лицо и руки, на которых видна была каждая жилка.
– Жаль, припасов никаких я с собой не взял! – сказал он. – Ну да ничего: поедешь со мной. Наш полк стоит в Ахтиарской бухте, отсюда не далеко. Там тебя накормим, приют дадим.
