Он открыл холодильник. Сэдрик с любопытством заглянул внутрь.
- Ледник?
- Ну да. Выбирай.
- Яйца - это хорошо, - сказал Сэдрик, чей взгляд сразу упал на решётку с яйцами. - А это сыр, да? Что это за банка?
- Икра. Хочешь?
Сэдрик пожал плечами, тронул лимон.
- Это фрукт, да? Среди зимы? - оставил лимон в покое, отодвинул упаковку перепелиных тушек, поднял коробочку йогурта. - А что здесь?
- Кислое молоко. Доставай.
- А можно яйцо?
Кирилл улыбнулся, скрывая некоторую сконфуженность, вынул масло, несколько яиц - и принялся жарить яичницу. Сэдрик наблюдал за ним.
- Знаешь, король, - сказал он, - та твоя комната, где вода течёт - это лучшее место, что я видел в домах у людей. Так души праведников в раю встречают. И печь эта... Восторг, а не печь: чик - и огонь. Любая стряпуха бы от восторга визжала. Очень тут хорошо. Очень. Даже звать тебя отсюда - туда, домой - неловко. И жестоко... Ты, кстати, если сыром её посыплешь, будет здорово.
- Яйца твой дар не воспринимает как куски трупов? - улыбнулся Кирилл.
- Нет. Ты же и сам чувствуешь.
Да. Кирилл чувствовал. Более того, он чувствовал, как в нём самом просыпается нечто, давно дремавшее в глубине, как и язык чужого мира, на котором он непринуждённо болтал. Речь становилась всё более осознанной: Кирилл уже понимал, когда вставляет в инобытийную речь русские словечки - как понял, что Сэдрик не может знать слова "вегетарианец".
Ощущение безумия прошло. Появилось ощущение резкой перемены. Сэдрик пришёл - и перевернул все представления, воспитанные в Кирилле здесь, в круге благополучия.
"Звать меня отсюда домой неловко и жестоко, - думал Кирилл. - Но - пора меня отсюда позвать, пора мне уже начать делать то, что я должен! Пока я ещё не задохнулся во всеобщем обожании, доставив радость паре десятков друзей и родственников... - и тут чудовищная мысль отозвалась болью в сердце. - Эта радость Даши, бабушки, физички, папино крайнее финансовое везение, мамина свежесть и юность - всё это должно принадлежать целой стране! Моя родня тут плавает в благополучии, как в сиропе, изнывает от благополучия, все вокруг тянутся в этот круг благополучия, слизывают это сладкое, получают плюшки, не прилагая усилий, как и я сам... А что же происходит там?"
Кирилл даже мысленно ещё не посмел назвать это "там" словом "дома".
Сэдрик ел, пользуясь вилкой, без тени голодной жадности, с каким-то даже намёком на изысканность. Это было совсем уж инопланетно и странным образом не вязалось с его внешностью. Кирилл поймал себя на мысли, что совсем не ждал от него изысканных манер - вроде бы, для человека, который только что выглядел, как бомж, было бы естественнее залезть единственной пятернёй в тарелку.
