— А что, докторъ, мнѣ пришло въ голову… — началъ онъ уже совсѣмъ внизу, на подъѣздѣ. — Не пьетъ-ли эта кормилица, которую мы ваяли? Лицо у ней такое подозрительное, видъ такой.
— Никакихъ указаній нѣтъ, — отрицательно покапалъ головой докторъ. — И лицо ничего. Не красавица она, но лицо, какъ лицо. Нѣтъ, батенька, вы мнительны, очень мнительны.
Они стали садиться каждый въ свои сани.
— Такъ вы обѣдаете у насъ сегодня, Федоръ Богданычъ? — спросилъ Колояровъ.
— Обязательно. Составляйте партію. Навѣщу трехъ-четырехъ больныхъ и буду у васъ.
Колояровъ и докторъ поѣхали въ разныя стороны.
Колояровъ пріѣхалъ домой къ обѣду. Его уже ждали. Жена вышла въ прихожую. Она была взволнована.
— Что такое? Что съ тобой? — сносилъ онъ.
— Да все съ мамкой… Цѣлая исторія… — отвѣчала жена. — Представь себѣ, она опять къ швейцару бѣгала и просидѣла тамъ болѣе получаса. Я останавливала, но никакихъ средствъ… „Не смѣете, говоритъ, удерживать… я къ жениху“… А утромъ, пока мы спали, она, говорятъ, и сундукъ свой къ нему переправила. Наши люди помогали и перетаскивать.
— Успокойся, Катишь, — торжественно сказалъ Колояровъ, цѣлуя жену. — Новая кормилица нанята, и сегодня вечеромъ акушерка привезетъ ее къ намъ. Федоръ Богданычъ и я — мы вмѣстѣ выбирали. Федоръ Богданычъ пріѣдетъ къ намъ обѣдать.
— Да, но Еликанида-то… Вѣдь все-таки до вечера… Не лучше-ли Мурочку до пріѣзда новой кормилмицы на коровьемъ молокѣ продержать, на мукѣ Нестле, что-ли? Ты посмотри на Еликаниду. Я никогда не видѣла ее такой… Глаза блестятъ… рожа красная… Раньте была, какъ овечка, а теперь дерзничаетъ. „Не смѣете задерживать!“ Кольцо ужъ обручальное у ней на рукѣ появилось… Мнѣ кажется, она даже выпила тамъ у швейцара. Отъ нея пахнетъ. Александра Ивановна опрыскивала ее одеколономъ, но все-таки отъ нея отдаетъ. Да и кромѣ вина, новыми сапогами отдаетъ.
— Федоръ Богданычъ пріѣдетъ сейчасъ обѣдать и все рѣшитъ. А пока будь покойна.
Въ гостиной къ Колоярову вышли двѣ старушки-бабушки и засыпали его вопросами о новой мамкѣ.
— Молодая или пожилая? Какихъ лѣтъ? Надѣюсь, ужъ вы красивую не выбирали?
— Красота не принималась въ разсчетъ. Отыскивалось только здоровье и молочность, и Федоръ Богданычъ говоритъ, что она вполнѣ отвѣчаетъ всѣмъ требованіямъ, — сразу удовлетворилъ любопытству бабушекъ и жены Колояровъ. — Но она не уродъ. Такъ себѣ заурядная простая женщина и зовутъ ее Степанидой.
— Степанида и Еликанида! Какъ это пришлось въ риѳму, — сказала бабушка Колоярова.
