Мы мало с ним говорим в огне этой скачки ноя не скучаю: его мысли выплескиваются ко мне; я редко их понимаю, но я стараюсь понять, впитать, удержать - он - часть меня, он больше меня, он больше моей судьбы.
Мы мчимся по умершей пересохшей земле, но вокруг летят другие миры прекрасные, страшные, полные красок и боли. Мы мчимся сквозь боль и сквозь смерть, сквозь войны, пожары, потопы и казни; он ищет что-то в этих далеких мирах, пересыпает лица, словно песок в ладонях, встряхивает и рассыпает груды событий; вера, предательство, ложь, благородство; из ничего возникают империи и рушатся в никуда; зло - но оно созидает и приносит благие плоды, и добро - но оно все разрушает. Это больше, чем я узнаю за целую жизнь, я вбираю это в себя, я учусь, пусть я скоро умру, ноя хочу это знать, я не буду богом - но часть бога будет во мне!
Мир понемногу стал оживать. Здесь уже есть трава - сухая трава пустыни, но дормы могут пастись. И можно напиться, вырвав сочный корень иора. А вот и поля, невзрачные стебли гроса, но колосья полные, здесь будет что убирать. И даже вода непонятно откуда. Блестящая черная грязь на дне канав, а кое где и тонкая пыльная струйка.
Откуда вода, если нет ни рек ни ручьев?
- Потом! - ответил Другой нетерпеливо. - Смотри туда!
И я вижу - не глазами, а через него - кучку всадников и десяток повозок.
- Давай, малыш! Нам надо пристроится к этим людям!
- Это коричневые плащи, - говорю я ему, - наемники Ланнерана. Они сменили цвет, когда отреклись от гор. Мы с ними враждуем, - говорю я ему. - Вастас разбил болорцев, когда их прислали к нам за Дором - отступником, и только двоих отпустил живыми, но обнажил их лица.
- Дор отступник? - спросил он. - Занятно. Потом ты мне об этом расскажешь. Ладно, Торкас, хитрость на войне - не позор. Серые плащи носят не только в Такеме. Тайд из Ниры - как тебе это имя?
- Это точное имя, но оно не мое!
- А какое твое имя, дитя трех отцов? Ранас? Вастас? Исчадие Тьмы? Тайд тебе дал не меньше, чем каждый из нас, вот и не опозорь его имя!
И я смолчал, подавив свой гнев, потому что слова его меня испугали.
Мы свернули с дороги и поехали напрямик, чтобы выехать к ним с востока. Он так рассчитал, что нам пришлось их еще поджидать, и он успел перебросить седло на другого дорма. Сорвал с плаща мой воинский знак, отцепил именные бляшки со сбруи, прыгнул в седло - и сразу исчез, и я остался один на дороге, поджидая тех, что подъедут ко мне.
