— Когда же ты перестанешь пищать, дрянной мальчишка! — проговорила фермерша, наклоняясь над люлькой и взбивая промокший соломенный тюфячок — Ну, смотри, теперь спи! — прибавила она, снова укладывая ребенка. — Если тебя слушать, то ни на шаг и отойти нельзя будет…
Она отошла от люльки, снова опустилась перед камином и стала раздувать потухавший огонь. В это время собака поднялась и закружилась по комнате, обнюхивая пол; кошки проснулись, потянулись и полезли на стул. Вошел дядя Пито с Луизой.
— Боюсь, что Перепелка наша заболела, — сказал он, качая головой, — и сильно заболела!
Фермерша, раздувавшая головешки, стремительно обернулась.
— Что ты говоришь?.. Что там такое случилось? — спросила она, побледнев.
— Я тебе говорю, что больна Перепелка. Вот что… Сильно больна!..
— Да что же с ней?
— Не знаю. Сверлит что-то в легких. Не ест ничего и вспухла вся!
— И дышит тяжело! — прибавила Луиза.
— Да что и говорить, совсем больна! — закончил Пито, бросая с отчаянием фуражку на стол.
Подавленная, тетка Пито молчала. Неожиданное известие о том, что её великолепная, молочная Перепелка хрипит, распухла, не ест, заболела, совсем ее пришибло. Однако она скоро пришла в себя и принялась кричать на мужа, злобно глядя на него:
— Распухла… хрипит… а ты расселся здесь словно сыч да чешешь затылок! Ты, должно быть, воображаешь, что ветеринары лечат только собак! По-твоему пусть скотина подыхает, — меньше будет забот!.. Стоит точно чурбан, прирос к месту… Да догадался ли ты хоть соломы-то свежей ей подостлать? Ах, Господи, Боже мой!
Ребенок снова принялся плакать, и от движений маленького существа, сопротивлявшегося страданиям, скрипела люлька. Голос, то слабый и жалобный, то пронзительно резкий, то глухой и хриплый, казалось, мучительно взывал о помощи. Но ни отец, ни мать не слыхали этих призывов, выливавшихся в нечленораздельных звуках. Оба продолжали свою руготню. Тетка Пито, рассвирепевшая, махала руками и кричала:
— Ведь ей не станет легче от того, что ты тут сидишь да, разинув рот, пучишь на меня глаза?
И, обратясь к работнице, завопила еще пуще:
— А всё по твоей вине, мерзавка… Это ты ей показала дорогу в орешник? Там она и наелась отравы…
При этих словах она грохнулась на стул и, закрыв лицо фартуком, заревела:
— Бедная моя Перепелка! отравили тебя. Ох, ох, ох!
Ребенок задыхался от кашля; казалось, что тельце его разрывается в предсмертных судорогах. Пито взглянул на скрипевшую люльку и увидал две тощие, скрюченные ручки, торчавшие оттуда…
